Разворот на восток

И тут же еще один момент. В Кубинке на танковом полигоне нас разместили потому, что нашу бригаду было решено сделать по-настоящему тяжелой, усилив ее дивизионом шестидюймовых штурмовых орудий. А это еще одно подтверждение правоты полковника Игнатенко, ибо с бухты-барахты кому попало такие тяжелые «игрушки» раздавать не будут. Наверняка впереди у нас – прорыв долговременной обороны, состоящей не из деревоземляных, а из бетонных укреплений. Иначе шестидюймовая гаубица с ее немереной мощью просто избыточна. И вот теперь, на полигоне, мы учимся взаимодействовать с этими орудиями на поле боя, ходить в атаку под прикрытием непробиваемой брони и врываться в руины укреплений после того, как их разрушат тяжелые снаряды.

Кстати, о нашем участии в параде на седьмое ноября. Эту сногсшибательную идею, в прямом смысле этого слова, на самом деле способен воспринять не каждый средний ум. Подумать только: старые добровольцы, до самой севастопольской эвакуации воевавшие против красных во время Гражданской войны – и вдруг будут участвовать в параде в честь Октябрьской Революции! Ведь это же уму непостижимо, как любит говорить господин-товарищ Беленький. Вот и у некоторых наших товарищей вскипел было возмущенный этим явлением разум.

Неразрешимую с виду дилемму разрешил наш «комиссар» Иванов.

– Тихо, господа офицеры, – сказал он с легкой усмешкой, – на самом деле это противоречие только кажущееся. Вы же все пошли в добровольцы воевать по зову души за «Единую и Неделимую», а не для того, чтобы вернуть себе заводы и поместья?

Ответом нашему комиссару был всеобщий утвердительный гул. Те, кого в тот раз больше всего интересовали заводы и поместья, на этой войне оказались совсем на другой стороне, следуя принципу «хоть вместе с Сатаной, но против большевиков». Мы же все тут присутствующие, и в тот, и в этот раз стали добровольцами по зову своей души, требующей, чтобы мы встали на защиту России.

– Так вот, – сказал комиссар, – если бы не Октябрьская революция, то никакой России просто бы не было, ибо ваши «союзники» вроде как за долги договорились разделить территории покойной к тому времени Российской империи. Англичанам – север с Архангельском и Мурманском. Французам – черноземы юга России. Американцам – дальневосточное Приморье. Японцам – Забайкалье и Приамурье. Финнам – Петроград с городками. И даже занюханные всеми греки должны были получить на русских просторах свою маленькую делянку на черноморском побережье Кавказа. А потом пришел товарищ Ульянов и смешал все карты. Неужели вас не удивляло, что многочисленные антибольшевистские силы, охватившие Совдепию со всех сторон огненным кольцом фронтов, до самого конца так и не смогли выработать плана совместных действий? Да спросите хоть у Антона Ивановича – он-то как раз один из тех, кто варился в этой каше по самые уши.

Тут многие из нас ожидали, что генерал Деникин встанет и скажет, что не было ничего подобного. Но ответ нашего любимого командира был полон горечи и былого разочарования.

– Господин Иванов полностью прав, – сказал командир нашей бригады, – я уступил место Правителя Юга России генералу Врангелю, потому что не хотел играть дальше в эти игры. По ходу той войны господа союзники не столько боролись с большевиками, на которых, как оказалось, они могли оказывать значительное влияние, сколько смотрели за тем, чтобы по ходу антибольшевистской войны у нас не получилось второе издание Российской империи. А большевикам все это было на руку; они изначально были едины, а потому смогли бить белые армии порознь, в силу чего оказались победителями, а мы побежденными. Я уже говорил вам, что только существование в среде большевистского руководства таких одиозных личностей, как господин Троцкий, господин Свердлов и отчасти господин Ульянов, не позволило всем здоровым силам нации объединиться вокруг господина Сталина ради спасения погибающего Отечества. Именно большевики, а не мы, белые офицеры, сохранили единство России, и потому наш комиссар прав. Без большевистского переворота в октябре семнадцатого не было бы потом и России, ибо господин Главноуговаривающий сдал бы союзникам Россию сразу всю оптом.

На этой пессимистической ноте тот разговор был закончен и практически у каждого из нас возник вопрос: «а за что мы тогда воевали?» – не «против кого», то есть большевиков, а именно «за что». Может, нам стоило, как полковник Шапошников или штабс-капитан Василевский, пойти не в Белую, а в Красную армию? Не знаю, не знаю… выбор каждый из нас и в тот, и этот раз делал абсолютно самостоятельно. В восемнадцатом году этот выбор бросил нас в пучину поражения и изгнания с Родины, а тот выбор, который мы сделали в сорок втором, привел нас в ряды победителей, людей, совесть которых чиста. Поэтому, если господин Сталин и в самом деле пошлет нас в Маньчжурию взыскивать с макак по старым долгам, мы в очередной раз оправдаем его доверие. Не можем не оправдать, ибо трусов и предателей среди нас нет.

7 ноября 1943 года, 09:55. Москва, Красная площадь.