Липкий холодный ужас потек по позвоночнику. Этого не может быть. Просто не может.
– С наследником? – Голос дрожал и совсем не слушался.
– Да. Господь оказался добр к нашей семье и позволил мужниному семени пустить в вас корни, дорогая. Господь наградил вас ребеночком.
Меланье хотелось закричать, что это не Господь, а ее пасынок… наградил. Но она благоразумно смолчала. Истеричный смех начал сотрясать все тело.
– Да, действительно радость. – Евдокия Романовна продолжала свои разглагольствования, а Меланью уже трясло.
Она смеялась и не могла остановиться. Вот оно – ее наказание. Дьявольская шутка. Ребенок, которого она одновременно так отчаянно желала и не хотела. Князь не позволит ей воспитывать малыша. Мальчика отберет. А девочку будет ненавидеть. Саму же Меланью запрет в монастырь. А как же Костя? Что будет с ним?! Меланья смеялась, как умалишенная. Евдокия Романовна наконец поняла, что это не смех радости.
– Княгиня, голубушка, что с тобой?
– Ничего. Оставьте меня. – По лицу потекли горькие слезы.
– Что ж ты так, милая моя?
– Оставьте же меня…
– Случилось что? На вот, выпей.
Меланья оттолкнула руку со стаканом и закричала:
– Пойдите прочь! Оставьте меня в покое! Вон!
– Господи, да что ж такое… Уйду я, уйду. Только не волнуйся так, голубушка. Ненароком ребеночку повредить можешь.
Меланья схватила гребень и едва сдержалась, чтобы не швырнуть в старуху.
– Пойдите. Вон. Отсюда.
Евдокия Романовна перекрестилась и, что-то шепча, вышла из комнаты. Меланья упала на подушки, уже не сдерживая рыдания. Как она могла быть так глупа и неосторожна? Ее чрево вовсе не бесплодно. Теперь в ней растет ребенок. Ее и Константина. Самое умное, что она может сделать, – убить его. Избавить еще не рожденное дитя от мучений. Но Меланья понимала, что не сделает этого. Их с Костей ребенок… Она уже гадала, каким он будет? Чей цвет глаз унаследует? А волосы? Русые и волнистые, как у нее? Или темно-рыжие, прямые, как у Кости?
За дверью послышались шаги и мужские голоса. Меланья быстро вытерла слезы, улеглась и накрылась с головой одеялом. Дверь отворилась, и в комнату вошли. Меланья боялась даже дышать. Она лежала неподвижно, напряженно вслушиваясь.
– Ох, уснула голубушка. – В тихом шепоте Меланья узнала старческий голос Евдокии Романовны.
– С ребенком все хорошо? Она не должна причинить вред моему наследнику. – А это уже ее муженек.
– Не беспокойтесь, ваша светлость. Это обычное дело. Женщины слишком чувствительны. К тому же… Если я правильно понял, княгиня долго не могла понести? Эти переживания могут влиять на ее настроение. Женщины на сносях становятся совершенно невыносимы.
Этот голос Меланья не могла узнать. Наверное, медикус.
– Что же нам делать?
– Ничего особенного. Не волнуйте ее лишний раз. Больше прогулок на свежем воздухе. Отдых.
– Она и так бездельничает целыми днями.
– Побойся Бога, князь. Она не крепостная, чтобы в поле спину гнуть. Мы обязательно позаботимся о ее светлости.
Меланья дождалась, пока они уйдут. Она стянула одеяло и обняла живот. Она защитит своего ребенка. Он не будет расти в этом аду.
Ночь превратилась в мучение. Она почти не спала, разрываемая двумя противоположными чувствами. Омерзением – от того, что рядом лежал Рома. И возбуждением из-за воспоминаний о Павле. В те редкие моменты, когда все-таки удавалось уснуть, ей снилась княгиня. Вика уже настолько сроднилась со странными снами, что ждала каждое видение, как встречу со старой знакомой. Этой ночью ей привиделось, что бездетная княгиня оказалась беременна от пасынка. Она ощущала ужас молодой женщины, как свой собственный. Чувствовала ее страх за еще не рожденного малыша.