Указывая на принадлежность славянам обеих параллелей, славянской и русской, в названиях порогов у Константина Багрянородного, я заметил: «Впрочем, какому именно племени первоначально принадлежали так называемые славянские имена порогов, славянам северным или еще более южным, чем Киевская Русь, решить пока не беремся» (см. выше, с. 210). В настоящее время, когда мы знаем, что к югу от Киевской Руси жили племена славяно-болгарские (угличи и тиверцы), можем уже прямо предположить, что славянская параллель в именах порогов представляет ни более ни менее как болгарские варианты более древних, то есть славяно-русских, названий. И если филологи без предубеждения взглянут на эти варианты, то убедятся, что они действительно заключают в себе признаки церковнославянского, то есть древнеболгарского, наречия. Например, Остроуни-праг и Вулни-праг. Здесь вторая часть сложных имен, то есть – праг,
свойственна языку так называемому церковнославянскому или древнеболгарскому, а никак не славяно-русскому, который во всех своих памятниках письменности имеет полногласную форму этого слова, то есть порог. Точно так же славянское название порога Веручи более соответствует церковнославянскому глаголу врети, а не славяно-русскому варити; тогда как последний мы узнаем в русском названии порога Вару-Форос (почему и позволяем себе в параллель ему ставить Веручи, а не Вулнипраг, как стоит у Константина Багрянородного, очевидно спутавшего некоторые параллели). Название порога Неасыть, параллельное русскому Айфар, также есть церковнославянское или древнеболгарское слово, и, наконец, последнее славянское название Напрези тоже отзывается церковнославянской формой, хотя смысл его доселе неясен и, вероятно, оно подверглось искажению.Мы и прежде предполагали, что коренные древнейшие названия порогов у Константина суть те, которые названы русскими; а славянские представляют только некоторые их варианты. Это было видно уже из самого порядка, в каком их передает Константин; из того, что прибавленные к ним объяснения преимущественно относятся к славянской параллели; наконец, из неодолимой трудности провести эти объяснения через всю русскую параллель (хотя норманисты и провели их с помощью величайших натяжек). Невольно приходила мысль, что некоторые из русских названий по своей древности уже во времена Константина едва ли не утратили своего первоначального смысла; так что их объясняли уже с помощью осмысления. Разъяснение начальной болгарской истории подтверждает наши предположения. Болгарские племена передвинулись в приднепровские края не ранее IV в., то есть не ранее гуннской эпохи; тогда как роксалане, по Страбону, уже в I в. до Р. Х. жили между Доном и Днепром.
Что во времена Константина действительно смысл некоторых русских названий был уже потерян, доказательством тому служит порог Есупи (’Εσσουπῆ). Константин говорит, что по-русски и по-славянски это значило не спи.
Но ясно, что тут мы имеем дело с осмыслением, основанным на созвучии; само по себе это повелительное наклонение невозможно как географическое название. Филология норманистов уже потому показала свою научную несостоятельность, что она до последнего времени относилась к слову не спи как к действительному географическому имени и подыскивала для него такую же форму в переводе на скандинавские языки. По моему мнению, это могло быть одно из названий, сохранившихся от древнейшей, еще скифской эпохи. Ключ к его происхождению, может быть, заключается в известии Геродота о том, что область, лежавшая между Гипанисом и Бористеном, на границах скифов-земледельцев и алазонов, называлась Ексампей (Εχμπαἶος) и что это скифское название значило Святые пути. Мы можем видеть тут темное известие именно о Днепровских порогах, около которых находилась священная для скифов страна Геррос. Каменные гряды, преграждавшие течение Днепра, вероятно, у туземцев были связаны с мифическим представлением о каком-либо божестве или герое, переходившем реку по этим скалам, или набросавшем их для перехода на другой берег, или вообще с чем-либо подобным[150]. Слово Ексампи (при сокращенном окончании) или Ессампи с утратой носового звука (вроде славянского Ж) должно было произноситься Есупи. Так сначала назывались вообще Днепровские пороги; а потом, когда их стали различать отдельными названиями, Есупи осталось за первым. Затем явилось его осмысление в форме: не спи. Еще позднее, под влиянием этого осмысления, один из порогов стал называться Будило, то есть названием, более соответствующим духу языка при данном осмыслении. Конечно, все это предлагаю не более как догадку; но надеюсь, что, во всяком случае, она имеет за собой большую степень достоверности, нежели забавное название не спи с его переводным ne suefe или eisofa.