Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю

Уже одно то, что норманисты серьезно считали существовавшим название Неспи и соответственно ему приискивали повелительное наклонение в скандинавских языках, показывает, как мало они были знакомы с духом славяно-русского языка и с его истинными законами. Или: на основании даже не большинства русских личных имен, а только некоторых, имеющих подобие с именами в скандинавских сагах, утверждать, что руссы явились в истории с норманнскими именами, – этот прием годился только для норманистов прошлого столетия, когда сравнительная филология еще находилась в состоянии блаженной наивности. А между тем норманизм не может даже отнять у славяноруссов имя Карлы. (Интересно было бы слышать его объяснения, откуда взялся половецкий хан Кобяк Карлыевич\) По этому поводу укажу на то, что г. Куник славянское окончание в именах Гуды и Карлы считает просто ошибкой писца и произвольно ставит Гуд и Карл (С. 461. А Кары, Бруны, Моны, Туклы?) Число чуждых имен на Руси он увеличивает еще Глебом, который будто бы заимствован или у каких-то иранцев, или у хазар (С. 680). Повторим то, что говорили и прежде: с объяснением собственных имен, географических и личных, нельзя обращаться так легко, как доселе обращались норманисты, и нет столбов более шатких, как те, на которые думает опереться норманнская теория.

Пока норманизм огулом отрицает принадлежность данных имен и названий славяно-русскому племени, ссылаясь на какие-то этимологические законы вообще, спор, конечно, не может прийти к ясным выводам. Но как скоро он пытается войти в подробности и разъяснить нам эти законы языка, то вместо несомненных, строго научных положений мы видим по большей части одни гадания. Повторяю, особенно грешит он тем, что принадлежность слова или целой группы слов известному языку смешивает с возможностью объяснять их корни и значение с помощью сравнительного языкознания; причем и эта возможность иногда бывает только кажущеюся, и от нее еще далеко до действительного, положительного объяснения. Достоуважаемый А.А. Куник представляет следующий пример филологических гаданий, выдаваемых за положительные законы языка. Некоторые слова, оканчивающиеся в германской группе на – ing, в славяно-русском языке являются с окончанием – яг, например: веринг – варяг, шилинг – шеляг и т. п. Отсюда вывели уже общее правило, закон, что если в русском встречается слово на – яг, то, значит, оно заимствовано от иноземцев. Г. Куник именно настаивает на этом мнимом законе (С. 409); к подобным словам он относит ятвяг и колбян, которые будто бы заимствованы у немцев. Позволяю себе усматривать здесь большое недоразумение: ятвяги были окружены славянами и с одной стороны примыкали к Литве, следовательно их название отнюдь не изобретено немцами; а под колбягами, как теперь с достоверностью можно сказать, разумелись кочевые или полукочевые инородцы Южной Руси, между прочим, «черные клобуки» нашей летописи, и название их также никоим образом не заимствовано от немцев или от норманнов. Квазинаучная этимология забывает о существовании у древних славян носового произношения, которое и доселе осталось в чистоте у поляков; вот почему у последних ятвяги имеют форму ядзвинги, а колбяги в византийских хризовулах XI в. кулпинги (вероятно, по произношению собственно славяно-болгарскому, с малым юсом, то есть кулпянги, между тем как по русскому произношению кулпяги или колбяги). Следовательно, суффикс – Ing совсем не есть какая-то исключительная принадлежность германской группы и не есть непременный признак заимствованных слов. Подобный суффикс существовал и в литовском языке.