Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю

Повторяю, настоящий спор может продолжаться до бесконечности с помощью тех приемов, на которые я не раз указывал, а также с помощью многих соображений и рассуждений, совсем не идущих к делу. Но серьезно, систематически, научно доказать скандинавское происхождение невозможно; таково мое убеждение. Объяснив туземное начало Русского государства, насколько это было в моих средствах и силах, я уже перешел к последующей эпохе русской истории. Дальнейшую обработку данного вопроса предоставляю будущим исследователям. Мне остается только пересмотреть и собрать воедино свои исследования и заметки, разбросанные по разным изданиям[168]. Впрочем, я не отказываюсь и впоследствии возвращаться к тому же вопросу, но только тогда, когда найду это нужным, например в случае его нового запутывания и затемнения. А запутать его весьма нетрудно: стоит только сделать еще два-три мнимых открытия вроде того, что византийцы в литературном языке варягов называли русью, что славяне неспособны к мореплаванию и т. п.

Справедливость, впрочем, требует прибавить, что в конце книги многоуважаемый А.А. Куник уже не с такою уверенностью борется с антинорманизмом, как в начале; он сознается, что в предании о «призвании Рюрика уже пробито несколько брешь» (С. 696). Мы еще не теряем надежды, что всем известная ученая добросовестность со временем приведет его и к другим уступкам.

IV Могильные данные в отношении к вопросу о руси и болгарах

Кроме истории и филологии, которыми злоупотребляла норманнская система для того, чтобы утвердить басню о призвании никогда не бывалых варяго-руссов на якобы научных основаниях, приверженцы этой системы немало злоупотребляли и археологией. Такие раскопки могильных курганов давали повод везде находить следы варягов, к которым относили все то, что принадлежало руси. Впрочем, такое заключение было естественно в то время, когда в тождестве этих двух народов не сомневались. Но вот что говорят археологические факты.

Византийские золотые монеты, найденные в числе нескольких сот подле Ненасытетского порога на острове Майстрове, обнимают время по крайней мере от VII в. до XI включительно[169]. Отсюда ясно следует, что плавание русских караванов по Днепру из Киева в Грецию восходит ко времени не позднее VII или первой половины VIII в., то есть к тому времени, когда о варягах на руси еще не было и помину.

Затем обращаю внимание читателей на те в высшей степени любопытные результаты, которые получены раскопками варшавского профессора Д.Я. Самоквасова, произведенными в 1872–1873 гг. в пределах земли северян. Множество разрытых им могильных курганов вполне подтвердило русские, византийские и арабские известия о погребении покойников чрез сожжение у славяно-русских язычников; а вместе с тем представило разнообразные вещественные памятники и самого народа. Означенные могилы и находимые в них предметы вооружения и другие вещи с арабскими и византийскими монетами, во-первых, свидетельствуют об исконном пребывании могучего русского племени в области Десны, Семи, Суды и вообще в Приднепровском краю, а во-вторых, о воинственном характере этого племени и его деятельных торговых сношениях с миром восточным и греческим еще в эпоху так называемую до-рюриковскую, следовательно, о его уже значительно развитой гражданственности (разумеется, сравнительно с другими языческими народами Средней и Северной Европы того времени). С результатами раскопок г. Самоквасова и с значительнейшими его находками (особенно из Черниговского кургана, известного под именем Черного) мне впервые пришлось познакомиться на Киевском археологическом съезде летом 1874 г. Мои главные выводы, добытые пересмотром вопроса о варягах и руси, тогда уже были закончены, и мне пришлось скорее, чем я мог надеяться, найти такое неопровержимое, вещественное подтверждение этим выводам[170].

Я не знаю, к каким натяжкам прибегнет теперь норманнская школа, чтобы отрицать эти очевидные данные и настаивать на существовании небывалого народа варяго-руссов, пришедшего из Скандинавии во второй половине IX в. По моему мнению, для нее остается единственный исход: согласиться с первоначальной летописной редакцией, по которой русь, славяне и чудь призывали варяжских князей, и, следовательно, отстаивать эту легенду в ее первобытном, то есть династическом, значении. Но, по всей вероятности, норманисты этого не сделают; они очень хорошо понимают, что тогда и басня о призвании уничтожится сама собою. Сильному, воинственному русскому племени, объединившему восточных славян и грозному для соседей, не было никакой нужды призывать к себе чужих князей из-за моря: оно издавна имело своих собственных. Исторические источники упоминают о роксаланских князьях еще в первые века по Р. Х. (см. выше).