Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю

Если г. Томсен слаб собственно в исторической критике, то от него, как филолога-специалиста и притом природного скандинава, можно было бы ожидать каких-либо научных подтверждений для норманнской системы, именно со стороны филологии; например, более удовлетворительного объяснения русских названий порогов и личных имен, то есть объяснения из скандинавских языков. Ничуть не бывало. Филология его представляет все те же этимологические натяжки, которые сочинены петербургскими академиками. А то, что г. Томсен присовокупляет от себя, ниже всякой критики. Например, слово айфар, соответствующее славянскому названию неясыть и означающее, по Константину Багрянородному, пеликана, совсем не существует в скандинавских языках, да и пеликанов там нет; поэтому автор предлагает превратить его в Eiforr, что значит «всегда стремящийся». Но в таком случае что же станется с текстом Константина, по которому айфар означает пеликана? Геландри, по новому объяснению г. Томсена, значит не что иное, как «смеющийся». (Смеющийся порог!) Далее вместо Струвун он придумал Струкун, чтобы получить из него «маленький порог» на старошведском языке (С. 68–72). Относительно личных имен все та же система превращения их в скандинавские, на основании разных подобий, например Олега в Гельги, Берна в Бьерна, Рогволода в Рагнвальда, Ингивлада в Ингивальда, Свирька в Сверкира, Шибрида в Зигфрида и пр. Те же имена, для которых не находится скандинавских подобий, автор считает до того испорченными, что их трудно определить; в их числе упомянуты и такие, которые, напротив, отчетливее других сохранились в рукописях, каковы Ятвяг, Бойко, Синько, Борич.

Относительно последнего имени, то есть Борич, замечу, что оно служит одним из многих примеров того искажения, которому подвергался первоначальный текст летописи у позднейших сводчиков и писателей. Мы можем теперь восстановить истину, благодаря фотографическому изданию списков Лаврентьевского и Ипатьевского. В Лаврентьевском в конце Игоревых послов, заключивших договор, стоит синко борич; а в Ипатском исинько-бирич. (Так же в списках Радивиловском и Моск, духов, академии.) Любопытно, что редакция нового издания Ипатьевской летописи, 1871 г., напечатавшая ее список с началом (которого в прежнем издании недоставало), последние слова прочла и напечатала так: Исинько Бирич. Таким образом, по Лаврентьевскому выходило два имени: одно Синко, другое Борич; по Ипатьевскому тоже два, но несколько отличные: одно Исинько, другое Бирич. А между тем Ипатьевский список и однородные с ним раскрывают истину. Тут оказывается только одно собственное имя; другое же слово есть звание того же лица; понятно, что перед этим именем как перед последним поставлена частица и, то есть получается: и Синько бирич. Этот Синько не только носит совершенно славянскую уменьшительную кличку, но и является княжим «биричем», входившим в состав посольства. Надеюсь, что сие древнеславянское название герольда или глашатая никоим образом не гармонирует с якобы норманнскими именами послов; так же как совершенно не соответствует этой норманизации их клятва Перуном и Волосом – о чем г. Томсен, очевидно, не знает, что сказать.