Разжигательница

— Что ты делаешь? — спрашиваю, нетерпеливо следуя за ним.

— Видите ли, леди Рената, — начинает он, — здесь определённо необходима моя помощь. Ваши израненные руки в настоящий момент совершенно не пригодны. Верховный судья доверил мне, Леонардо Альмарада, заботу о вас. Вы же не хотите, чтобы он остался мной недоволен, да?

— Вообще-то, я задаюсь вопросом, что же ты такого натворил, что тебя сослали ко мне?

Уголок его губ дёргается и челюсть сжимается. Его пронзительные зелёные глаза пристально глядят на меня.

— Вы ещё поймёте, что я очень даже хорош в своём деле. У меня невероятный запас терпения. Когда я ещё выступал на сцене, я научил двенадцать жаворонков подпевать мне в музыкальном номере. Жаль, что в наше время работы почти нет.

— Я не умею петь, — меня тянет улыбнуться, но я старательно хмурюсь. Чтобы он почувствовал себя не в своей тарелке, испугался и сбежал, как девушки прошлой ночью.

— Тем лучше для нас всех, — говорит он. — Давайте приступим.

Он держит платье за плечи, на его губах играет насмешливая улыбка, потому что он прекрасно знает, что я не смогу надеть его сама. На платье, по меньшей мере, две дюжины бессмысленных пуговиц на спине, а моя рука по-прежнему болит. Голос, так похожий на Деза, шепчет в моей голове: «Думай о выгоде». Если Мендес выбрал его, чтобы помочь мне, значит, он ему доверяет. Судья, возможно, сам не знает, какой подарок мне преподнёс. Даже если этот подарок поёт в такую рань.

— Ладно, Леонардо.

Он слегка кланяется мне и тепло, обезоруживающе улыбается.

— Можете звать меня Лео.

***

Я смотрю, как солнце движется по небу, пока Лео готовит меня к аудиенции с королём Фернандо. У него много баночек с пудрой и флаконов с блестящей водичкой, от которых мои щёки и губы розовеют. Он завершает свои процедуры духами с резким ароматом, напоминающим мне горчащие апельсины. Дворяне готовы платить большие деньги за эти запахи, эту имитацию мира, который они видели только на расстоянии, зато я знаю очень хорошо. И я чувствую тоску по клеверным полям, горячим источникам, земле под ногтями, лесу после дождя, траве на вспотевшей коже.

— Вот и всё, — говорит он, довольный собой.

«Кто ты?» — хочется спросить своё отражение. Она чище, чем я была когда-либо за последние годы. Шёлковая юбка волнами ниспадает на землю, как рубиновое озеро в цитадели Тресорос. Красный корсет как будто удлиняет меня и сдавливает рёбра. Накидка из чёрного бархата похожа на крылья.

— Вам нравится? — спрашивает Лео за моей спиной, разглаживая невидимую складку.

Я встречаюсь с ним глазами в зеркале. Густые ресницы Лео выглядят невероятно длинными и тёмными, и я замечаю, как они слегка подрагивают. Почему он так переживает, нравится мне или нет?

Когда я ничего не отвечаю, Лео продолжает:

— Я старался подчеркнуть ваши лучшие черты, чтобы угодить королю и Верховному судье.

Он хорошо умеет заполнять тишину своими словами. Уверена, он может сделать общение с собой комфортным любому. Он и Дез быстро бы сдружились. Мысль о Дезе выводит меня из равновесия: боюсь, что новый виток боли возобладает надо мной.

И поэтому я спрашиваю:

— И какие же, по-твоему, черты — мои лучшие?

— Сложный выбор, — говорит Лео без намёка на иронию. — Вы высокого роста, но слишком худая для придворной моды. Судья Мендес говорит, что мерзавцы, похитившие вас, морили вас голодом. Если бы вы были героиней моей пьесы…

— Так ты писатель?

— Я был актёром театра. Но не перебивайте меня, когда я блистаю. Я бы сделал вас девой Куэрвой, перелетевшей на своих чёрных крыльях через горы Андалусии, чтобы защитить королевство.

Мне знакома эта история несколько иначе. Для мориа дева Куэрва была стражем подземного мира. Она сопровождала души мёртвых в место, где они обретали покой. Во мне нарастает беспокойство. Он слишком добр к такой, как я. И не первый раз болтает о птицах… Может, он Сорока Иллана?

— Разве этот миф разрешено ставить на сцене? — спрашиваю я, глядя на его глаза в отражении.

Он беззаботно улыбается.

— Какой вред может быть от оперы? Её смотрел сам король! Так о чём я говорил? Вы были бы девой Куэрвой. Есть в вас что-то… Ну, вернее всё в вас такое тёмное. В том, как вы смотрите на людей… цвет ваших глаз и волос. Кто-либо другой просто окунул бы вас во что-нибудь яркое и блестящее, чтобы подавить всё, что делает вас той, кто вы есть.

Хороший ответ. Почти как заранее подготовленный. Мысленно ставлю себе галочку быть осторожнее с Лео.

— Не уверена, комплимент это или оскорбление.

— Вы бы поняли, если бы я вас оскорбил. А теперь черёд ваших волос.

Так странно сидеть перед зеркалом в гардеробной. Всё здесь задумано услаждать взор, настолько оно утончённо и изысканно. А я вижу только хрупкость всех этих стеклянных ящичков с маслами, лосьонами и жидким жемчужным мылом. Лео расчёсывает мою спутанную гриву, и я морщусь каждый раз, когда он натыкается на узел. Затем он заплетает мои волосы как корону и наносит масло, чтобы разгладить локоны по моим плечам.

Заканчивая, Лео перебирает все свои ящички, пока не находит подставку со сверкающими безделушками.