Re:мейк

Самолет развернулся и замер в начале полосы. Зашипела радиосвязь, и я расслышала, как Леденев получил разрешение на взлет. Мотор взревел, самолет пронесся по полосе и оторвался от земли. Он стремительно набирал высоту. У меня заложило уши. Я рискнула посмотреть вниз. Хвойный лес у поля, такой большой и тенистый внизу, сверху просматривался насквозь, как намечающаяся лысина под редеющими волосами. Лесное озеро оказалось не больше уличной лужи. По узкой ленточке шоссе деловито сновали машины. У игрушечных домиков не было видно людей. Что-то сейчас заботит жителей этих домиков? Должно быть, в какой-нибудь машине сейчас ссорятся или опаздывают на важную встречу. Но тут в небе ты оторван, тебя переполняют сила и гордость, не чувствуя скорости, разгуливаешь среди облаков, и тебе нет дела, что подорожал хлеб или вовремя не перечислили аванс. Словно очутился в новой системе координат, в которой нет места мелочам и обидам. Я начала понимать Сашу, которая так тосковала на земле. Мы забирались выше и выше. Я устроилась удобнее в кресле, насколько позволяли ремни, и крутила головой из стороны в сторону.

Леденев не забыл обо мне:

– Как самочувствие? – спросил он. Связь искажала его голос до неузнаваемости.

– Нормально, – бодро ответила я, чтобы летчик не волновался за меня. Я прониклась искренним восхищением перед человеком, который может управлять этой ревущей махиной.

Длинная ручка, торчащая из пола, дублировала такую же в командирской кабине и без моего участия ходила ходуном. Чтобы избежать столкновения с ней, мне приходилось максимально разводить колени. Самолет лег на левое крыло и прочертил в небе полукруг. Мне вдруг захотелось смеяться, просто так, без повода, или запеть, и если бы не ремни, я бы приплясывала на месте. Мне хотелось раскрыть окно и помахать рукой пролетающим внизу птицам или ухватить белый клок облака. Я словно опьянела, но ни за что не решилась бы рассказать об этом летчику. Что он обо мне подумает? Может быть, существует негласный кодекс поведения пассажиров, который я нарушу по незнанию смехом или пением. Я летела и улыбалась солнцу и облакам, не догадываясь, что ждет меня впереди. Снова зашипела связь, и Леденев отчитался, что находится в зоне. Я огляделась по сторонам, пытаясь выяснить, как выглядит зона. Ничего примечательного не обнаружила – небо как небо: слепящее солнце, бездонная синь, а внизу земля в дымке, как японский садик, разбита на аккуратные квадратики.

– Ну что, готова? – спросил он меня.

– Всегда готова, – ответила я.

– Тогда начинаем!

Мотор заглох, самолет замер, словно кто-то дернул стоп-кран. Маленькое облако у крыла – вот последнее, что я запомнила... Что вытворял самолет несколько минут подряд, мне было неизвестно. Он стремительно обрушился вниз, затем, бешено взревев, ринулся ввысь, потом валился набок и кружился. В какой-то миг я посмотрела в окно и обнаружила, что за окном земля, а небо где-то внизу. Такой кошмар мне даже присниться не мог – меня сперва тянуло вниз, потом с тем же остервенением вверх, так что я вжала голову в плечи, чтобы ее не оторвало. Меня трясло, вертело и кидало из стороны в сторону, как поросенка в мешке. А временами казалось, что я очутилась в утробе гигантского морского котика, который долгое время прозябал на суше и, добравшись, наконец-то до воды, кувыркался на славу. Я сидела, вжавшись в кресло, и терпеливо ждала, когда же это кончится. Во время непродолжительных перерывов между фигурами меня начало подташнивать. Вот когда выяснилось, для чего Саша протянула мне полиэтиленовый мешок перед вылетом. Я боролась до последнего, я вытирала мокрые ладони о сарафан, старалась глубже дышать, чтобы пересилить слабость, которая мною овладела. Я не могла опозориться перед летчиком и пожаловаться на плохое самочувствие. Голова сама собой клонилась, так что даже глаз было не поднять и не посмотреть на летчика в первой кабине. «Бедный Леденев, – слабо соображала я, – если мне так тяжело просто сидеть в кабине, каково же ему управлять этим взбесившимся металлом?» Я с усилием дотянула руку до кнопки связи и сказала первое, что пришло на ум:

– Может, домой поедем, а? – Я старалась придать голосу бодрости, а получилось жалобно и заискивающе.

– Понял, – только и ответил он.