Реабилитация

нетерпеливыми глазами и руками Даниэля. Не говоря уже об объятиях, которыми мужчины

обменялись в момент прощания, которые неожиданно пробудили только что

удовлетворённые аппетиты.

Чувство вины за то, что она позволила себе согласиться окутала Лорен со всех сторон

почти сразу, а плохо скрываемое презрение Даниэля, когда он вышел из ванной после

быстрого душа, обострило раскаяние и стыд. Лорен избегала возвращаться к разговору об

этом, как будто той ночи, той встречи и не существовало.

По щеке скатилась слеза и застыла в уголке рта; Лорен потянулась к ней кончиком

языка, смакуя солёный вкус, который напоминал сущность возлюбленного. Она слишком

долго откладывала прощание, цепляясь за надежду, которую они оба убили в ту ночь, когда

Даниэль предложил её Адаму, и она согласилась.

«Ты никогда не будешь совместима с моим миром», — даже этих слов не хватило, чтобы отослать её прочь, заставить бежать от мечты, которая затуманилась как зеркало, слишком испорченное, чтобы отражать истину.

Каждую ночь последней недели Даниэль проводил вдали от Лорен, а когда

возвращался, его пронизывал запах других людей. Она не просила объяснений, но также не

могла скрыть свою боль, подпитывающую разочарование. Не было недостатка и в уколах, брошенных в наименее подходящие моменты.

«Я не обязан давать тебе разъяснения. Никто не просил тебя оставаться здесь».

Даниэль не мог заставить себя попросить Лорен уйти, но не преминул дать понять, насколько излишне теперь её присутствие. Она сопротивлялась сколько могла, цепляясь за

любовь, которую испытывала к нему, за надежду, что он очистится от терзающих его душу

ядов, мечтая стать лекарством от всяческого зла. Зародившаяся в детстве и ставшая

привычкой потребность в спасении людей, которых любила, была главной причиной, почему

Лорен до сих пор оставалась на этой вилле.

Наконец, она приняла отставку, а вместе с ней и решение уехать через несколько

часов. Подавив рыдание Лорен закрыла глаза и провалилась в сон.

Лорен проснулась среди ночи, покрутилась в постели, пока не легла на спину.

Переливающийся свет луны заливал комнату на погружённой в абсолютную тишину вилле, а

её сердце гремело на просторах собственного одиночества. Где был Даниэль? Праздновал в

клубе, возможно, вместе с какой-нибудь женщиной, способной полностью его

удовлетворить?

Перед чередой невеселых мыслей сон практически испарился. Лорен потерла лицо, чтобы проснуться окончательно, и спустилась на первый этаж, в погружённую в темноту

кухню. Включила свет и подошла к огромному холодильнику цвета матовой стали, потом

нажала на рычаг, подающий газированную воду. Вздохнула, сделав глоток, поставила стакан

в раковину и подошла к французскому окну. Сад казался спящим под защитой ночной

тишины. Лорен вышла наружу, где её окутал прохладный ночной ветерок, так отличающийся

от городского, душного и загрязнённого. Лунный свет отражался в воде бассейна. Лёгкий

ветерок трепал поверхность воды лёгкими волнами, которые несли одиноко плывущий

зелёный лист к борту бассейна. Лорен присела на корточки, чтобы подхватить его и поднести

ко рту; она чувствовала досадное сходство между собой и этим крошечным листочком. И это

чувство не было утешительным.

Она разжала пальцы и уронила лист на лужайку. Когда повернулась, чтобы уйти, то

увидела свет, исходивший от крытого бассейна. Никто, кроме Даниэля, не имел разрешения

на доступ к нему, но его не было дома, если только... Дрожа, Лорен зажала себя в объятиях, пока ноги сами по себе двигались в направлении строения в палладианском стиле. Она

понимала, ей нужно остановиться и вернуться в комнату, запереться там и попытаться

заснуть. Рациональная часть разума выкрикивала ей множество предупреждений здравого

смысла, которые сердце велело игнорировать. И она, как всегда, последовала советам этой

безмозглой мышцы.

Чем ближе приближалось здание, тем больше замедлялись ноги, пока Лорен не

остановилась в нескольких метрах от входной двери. Она могла бы заглянуть в заднее окно

(Лорен была уверена, что найдет в сарае для инструментов подходящую лестницу), но в ней

неумолимо росло желание открыть дверь. Живот скрутило под действием болезненного

влечения, не отличающегося от того, которое испытываешь, видя дорожно-транспортное

происшествие — одновременное любопытство и раздражение. Она хотела увидеть и в то же

время боялась того, что откроется за порогом.

Сердце бешено колотилось в груди, животе, затылке.

«Вернись в дом, вернись!» — уговаривала она себя, одновременно надавливая на ручку

рукой. Горло мучительно сжималось, а глаза обжигали непролитые слёзы.

«Убери руку, ты знаешь, что обнаружишь!» Ручка уже вращалась, и дверь

открывалась. Ноздри защипал резкий запах хлора и тёплого пара. Лорен медленно открыла

дверь и вошла в помещение, которое украшали статуи в классическом стиле. Сводчатый

потолок был покрыт позолоченной мозаикой, и журчали фонтаны в форме сатиров и нимф.