Реактор. Черная быль

Леонид Петрович теперь в городской квартире почти не появлялся, Лариса Аркадьевна ездила на дачу по выходным. Вот туда и отправился Гелий. Ждать пришлось долго, отец приехал уже в одиннадцатом часу вечера. Гелию редко приходилось видеть отца «при полном параде», и сейчас он застыл от удивления, завороженно глядя на отца в темном костюме, где плотно теснились ордена и медали. Сын и не подозревал, что у отца столько наград. Увидев взгляд Гелия, Строганов-старший буркнул, что «сегодня наверх вызывали, велено было явиться при всех регалиях», и поспешил переодеться в домашнее. Прошли в летнюю беседку.

– Что-то случилось? – с тревогой в голосе поинтересовался отец.

– С чего ты взял?

– Так я и забыл уже, когда ты сюда приезжал, вот и подумал…

– Нет, все в порядке. Простоя закончил писать кандидатскую, и Михаил Борисович порекомендовал, чтобы ты с моей работой ознакомился.

– А без рекомендации Михаила Борисовича тебе и мысль в голову не пришла показать отцу свою первую научную работу? – с обидой спросил Леонид Петрович. – Ну ладно, это я так, к слову, бурчу по-стариковски, да и устал сегодня чертовски. Знаешь, сын, я от этих заседаний и совещаний устаю больше, чем от самой напряженной работы в лаборатории. Честное слово, лучше трое суток без сна и еды провести в лаборатории, чем сидеть на этих бессмысленных многочасовых говорильнях. Делом надо заниматься, а они все задачи какие-то перед нами ставят, как будто лучше нас знают, что и как надо делать, – добавил он с явным раздражением, но тут же, взяв себя в руки, предложил: – Ну давай, показывай, что ты там изобрел.

Бегло просмотрев несколько страниц, Леонид Петрович закрыл папку:

– Нет, наскоком тут не возьмешь. Надо читать. Тем более что это диссертация родного сына. И сколько вы мне, уважаемый, выделите времени для ознакомления с данным шедевром научной мысли?

– Особой спешки нет, – ответил Гелий. – Прочитаешь, как время найдешь.

– Вот что значит молодость. Спешки у него нет. А у меня есть спешка! И чем дольше живу, тем больше спешу – столько всего еще успеть надо сделать, а времени ни на что не хватает. Но с твоей работой тянуть не стану. А знаешь что, – предложил отец, – приезжайте-ка вы все вместе сюда на выходные. И тещу мою любимую можешь прихватить. Я попрошу Марину приготовить нам что-нибудь вкусненькое, посидим по-семейному в кои-то веки, а то я уж не припомню, когда вы все вместе собирались. Ты, кстати, сегодня оставайся, куда тебе ехать в ночь?

– Спасибо, папа, но я, пожалуй, все же поеду, завтра на восемь утра лабораторию заказал…

– Ну хорошо, тогда вызову тебе машину.

Леонид Петрович наклонился к стоящей поблизости тумбочке, открыл дверцу. Внутри оказался телефон. Он набрал на диске три цифры, отрывисто произнес:

– Машину на дачу, пожалуйста.

Возвращаясь в город, Гелий впервые подумал о том, что отец у него, должно быть, большой начальник, если даже в летней беседке установлен телефон и в любое время можно машину вызвать. «А вот интересно, – мелькнула у него озорная мысль, – все ли начальники говорят „пожалуйста“, когда вызывают машину?»

Предложение поехать на дачу мама Аня восприняла по-своему:

– Видать, стареет Леонид, к семейному общению потянуло, и вкусненького поварихе собирается заказать. Ему же всегда было все равно, что есть. Помню, один раз в чай по ошибке соли сыпанул, да так и пил, только под конец сказал: что-то чай, мол, сегодня какой-то странный. Ну, уж если решил, так поедем. И не хватало еще, чтобы нам какая-то Марина семейный обед готовила. Мы что, безрукие? Сами все сделаем. А тебе, сыночек, поручение: поезжай на Рижский рынок и купи рыбу, я нафарширую.

Это был совершенно чудесный вечер, Гелий вспоминал о нем потом частенько. И рыба удалась на славу, да и все другое, приготовленное искусными руками мамы Лары и мамы Ани. Гелька набрался смелости – к хорошему быстро привыкаешь,– и попросил отца прислать за ними машину, ссылаясь на то, что с собой много чего привезти надо, да заодно сказал, чтобы не напрягал домработницу с обедом.

После обеда отец пригласил сына в свой рабочий кабинет. Здесь стояла такая же стеклянная «доска», что и у Михаила Борисовича дома, только гораздо большего размера. Привыкший изъясняться языком формул, Леонид Петрович тут же взял в руки цветной фломастер и стал чертить одному ему понятную схему. Заполнив квадратики и прямоугольники, заговорил негромко: