Реактор. Черная быль

– Уясни главное: все эти диссертации не более чем официальная возможность заниматься настоящей наукой, особенно если ты видишь, что твои исследования могут привести к практической пользе. К сожалению, так уж заведено – никто тебя и на пушечный выстрел не подпустит к серьезным разработкам, если ты не «остепенишься», то бишь не обзаведешься ученой степенью. В свое время Игорь Васильевич всегда над этим подтрунивал и разводил руками – се ля ви. Ты думаешь, я не понял, почему этот старый хитромудрый Гольверк тебя отправил ко мне? Прекрасно понял. Он в жизни много чего повидал и нахлебался так, что врагу не пожелаешь, даже в тюрьме сидел, – и увидев недоверчиво-удивленный взгляд сына, подтвердил: – Сидел, сидел. Хотя и недолго, но ему на всю жизнь отбили охоту быть с кем-либо откровенным. Да и вообще, ни один посторонний не может сказать такого, что отец скажет сыну…

– А вот тут, в квадратике, у тебя написано «спорт». Это что значит?

– Ага, обратил внимание, ценю. Наблюдательность для ученого – вещь незаменимая. А «спорт» я написал, чтобы не забыть тебе такое вот сравнение привести. Возьмем, к примеру, твой бокс. Я, конечно, не сильно разбираюсь, но видел твой бой и предполагаю, что любой спортсмен должен уметь рассчитывать силы на весь поединок. Вот у вас три периода по три минуты…

– Раунда, не периода, – машинально поправил Гелий.

– Ну хорошо пусть будет раунд, – согласился отец, – не в этом суть. Ты свои силы распределять умеешь?

– Ну конечно, меня же этому учили.

– И в науке тоже нужно уметь распределять свои силы, чтобы не надорваться и не выбиться из сил раньше времени. Игорь Васильевич в свое время очень хорошо это умел объяснять.

– Курчатов? – уточнил Гелий.

– Ну конечно, а кто еще? Так вот что я тебе скажу. Твоя кандидатская – это, по сути, готовая докторская и, разумеется, такую работу ты защитишь легко. А что дальше? А дальше я тебе скажу. Ты начнешь искать новую тему и наверняка найдешь. Но на это уйдет время, и может быть, даже немало. Ты потратишь на всю эту канцелярщину драгоценные годы, которые не вернет тебе никто и никогда.

– Так что же мне делать сейчас? – растерялся Гелий. – Искать теперь другую тему для кандидатской?

– Нет, конечно. Я тут уже для тебя кое-какой планчик составил. Первую главу и четвертую из этой работы ты берешь за основу кандидатской диссертации, нужно будет их, конечно, наполнить, вернее даже – расширить… Одним словом, сейчас надо потрудиться, чтобы успеть все переделать в нужный срок.

– Хотел тебе, сын, во еще что сказать, – продолжил после очень длительной паузы Леонид Петрович. – Я понимаю, что был тебе не лучшим отцом, – и не возражай мне, пожалуйста,– замахал он руками. – Я знаю, что говорю. Внимания я тебе почти не уделял, оправдывая себя тем, что чрезвычайно занят на работе. Раньше была такая поговорка: настоящим мужчина может считаться только тогда, когда он посадит дерево, построит дом и воспитает сына. Если верить в эту народную мудрость, тоя не могу считать себя настоящим мужчиной. Деревьев я не сажал, даже с субботников, грешным делом, всегда норовил улизнуть, дом не строил и даже сына воспитывал не сам, а передоверил теще. И вот теперь я хочу компенсировать, хотя бы частично и хотя бы один из этих пробелов. Буду помогать тебе всем, чем смогу. Постараюсь договориться с нашим первым отделом, чтобы тебе оформили пропуск в наш институт, особенно в лабораторию физики ядра. Не уверен, что получится, но попробую, может быть, под мою ответственность, удастся их уломать. Там у нас оборудование – какого ты еще и в глаза не видел. Твоя работа пойдет намного быстрее. Да и видеться будем чаще.

***

Слово отец сдержал – выхлопотал для сына пропуск в Курчатовский институт с правом посещения одной из лабораторий, где занимались проблемами атомного ядра. Но прежде, чем получить заветную картонку с красной полосой по диагонали, Гелию пришлось заполнить с десяток самых разнообразных анкет, подписать несколько обязательств о неразглашении государственной, военной и всяких иных тайн. Они с отцом условились, что Гелий будет приезжать в институт, только договорившись с Леонидом Петровичем на конкретное время. Благо, теперь у Гелия была постоянная телефонная связь, и он мог позвонить не только на дачу и в кабинет, но и в машину Леонида Петровича, тоже оборудованную радиотелефоном – редкость по тем временам невиданная. Все номера телефонов профессора Строганова Гелий не записывал, а запомнил – при его уникальной памяти это не составило ни малейшего труда.

Частые отлучки аспиранта вызывали ревнивое подозрение академика Гольверка. Он видел, что его любимый ученик не ленится, напротив, дело двигалось вперед семимильными шагами, и оттого он еще больше недоумевал:

– Куда ты все время исчезаешь? На кафедре тебя нет, в лаборатории не появляешься, прошу секретаря позвонить тебе домой – она говорит, что на телефонные звонки отвечают либо Анна Яковлевна, либо Лариса Аркадьевна.