Реактор. Черная быль

Оставшись один, Слащинин надолго задумался, после чего направился к своему непосредственному начальнику. Полковник внимательно выслушал подчиненного и дал согласие на наружное наблюдение «за объектом». Вот только устанавливать прослушивающие устройства в квартире запретил:

– Квартира принадлежит академику Строганову. А это номенклатура не нашего уровня, можно шею сломать. Понаблюдай пока за сыночком, там видно будет.

***

Даже поверхностное наблюдение подтвердило, что по субботам в квартире, где проживает научный сотрудник Гелий Строганов, собираются его коллеги по Курчатовскому институту. Действительно играют в карты. Наружка и установила, что в доме Строганова по субботам бывают не только его коллеги, но и частенько наведывается некий Доронин, владеющий кооперативным кафе «Встреча».

Именно после этого сообщения у Слащинина возник дерзкий по замыслу и коварный по осуществлению план, которым он до поры до времени не собирался делиться даже с начальством. После целого ряда телефонных звонков лейтенант отправилсяпо известному всей стране адресу – Петровка,38. Здесь на пятом этаже размещалась организация, наводящая ужас на всех торговых работников, – ОБХСС. Пламенный «боец невидимого фронта» майор КГБ Слащинин и непримиримый «борец с расхитителями социалистической собственности» капитан ОБХСС Осокин мгновенно нашли общий язык и прониклись друг к другу симпатией. Знакомство, взаимопонимание и дальнейшее тесное сотрудничество вечером того же дня закрепили «рекогносцировкой» в кооперативном кафе «Встреча», где их пока еще никто не знал. Идею «смежника» – так в милицейских кругах называли сотрудников госбезопасности – капитан принял безоговорочно и даже внес в нее несколько весьма дельных и очень изощренных усовершенствований – по коварству и цинизму Осокин своему новому знакомому не уступал. Оставалось лишь проработать и уточнить кое-какие детали, дабы отшлифовать уже совместный замысел.

Через неделю в маленьком кабинетике при кафе раздался телефонный звонок. Учтиво вежливый голос поинтересовался, может ли он говорить с председателем кооператива Дорониным и, получив утвердительный ответ, попросил, как найдется свободное время, заглянуть на Петровку, 38, в кабинет за номером 517, к капитану Осокину. Договорились встретиться утром следующего дня. Не знающий за собой никаких серьезных грехов, Николай отправился на встречу с легким сердцем, ему было очень любопытно побывать в том самом легендарном здании, о котором написано множество книг и снято не меньше увлекательных фильмов.

Глава тринадцатая

У дверей капитана Осокина Доронин просидел не меньше часа. Капитан встретил его сухо. Не поздоровавшись, взял в руки лист бумаги, зачитал:

– Гражданин Осокин, вы подозреваетесь в нарушении правил советской торговли. Для выяснения обстоятельств вы задерживаетесь на семьдесят два часа. Распишитесь.

На негнущихся ногах Николай подошел к столу. Строчки, как в тумане, плыли у него перед глазами. Не глядя, поставил закорючку подписи.

– Сержант! – зычно крикнул Осокин и когда в кабинет зашел дюжий милиционер, подозвал его к себе, протянул вдвое сложенный небольшой листочек бумаги, что-то шепнул на ухо, потом скомандовал. – Проводите задержанного.

– Встать, руки за спину, на выход, – без всяких эмоций, не повышая голоса, произнес сержант. Начался первый акт спектакля психологического давления, сценарий которого так скрупулезно разработали Слащинин и Осокин.

Они спустились вниз, пересекли внутренний двор, направляясь к соседнему корпусу.

– А к-куда в-вы м-меня в-ведете? – видимо, от волнения начав заикаться, спросил Николай.

– В КПЗ, – все также равнодушно ответил сержант.

На втором этаже, где размещались камеры предварительного заключения – КПЗ, его тщательно обыскали, велели снять ремень, галстук, часы, золотую цепочку, перстень и браслет, вытащить из ботинок шнурки. Сержант тем временем передал записку капитана дежурному прапорщику, тот прочитал, обменялся с сопровождающим многозначительным взглядом и сказал задержанному:

– Можешь взять парочку сигарет, так уж и быть, я сегодня добрый.

Тяжелая дверь захлопнулась, снаружи раздался скрежещущий звук ключа в замке.

Единственный обитатель небольшой камеры, обнаженный до пояса, сплошь покрытый татуировками длинный худосочный мужик широко раскинул руки и воскликнул:

– О, какая птица к нам залетела. Ну, здорово, фан-фаныч. Курево не заначил?

– Какой я тебе фан-фаныч, меня Николай Николаевич зовут, – решил проявить независимость Доронин.

– Во дает, я к нему с уважением, а он нос воротит. Да ладно, вижу, ты по-нашему не сечешь, – и пояснил: – Фан-фаныч – значит солидный мужчина. Я же вижу по твоему прикиду, что ты не из работяг. Так курево-то есть?

Николай протянул ему сигарету. Закурив и с явным наслаждением сделав первую затяжку, сосед по камере произнес: «Благодарю». Доронин поразился столь неожиданному от этого татуированного типа такому церемонному слову. Он не знал, что в криминальном мире слово «спасибо» не в ходу и за оказанную услугу следует говорить “благодарю”.