Реальная жизнь

Она говорила, он слушал, а я наблюдала за ними с ощущением, что присутствую на спектакле и актеры, похоже, не очень хорошо знают слова. Я не могла расслабиться и просто наслаждаться общением. Воздух дрожал и искрил, в нем витало предчувствие катастрофы. Лори рассказала, что они никак не могут выбрать кличку. Сэш хочет назвать собаку в честь воительницы Боудикки. Элла зовет собачку Симоной. Мил желает назвать ее именем датской писательницы-феминистки, о которой остальные и не слышали. Макс спросил, что больше нравится самой Лори, а та ответила, что ей по барабану, она вообще не любительница собак и находит беззаветную преданность подозрительной. Он засмеялся, а я вглядывалась в его лицо, мечтая, чтобы она хоть чуточку меньше сквернословила.

– И вот вчера вечером Сэш притаскивает домой своих подружек-наркоманок, – говорила Лори. – Они сидят, нюхают кокс, и одна из них просыпала немного порошка на пол. Так эта дурацкая псина все слизала! Оборжаться! Сэш давай рыдать, мол, она никудышная хозяйка, и вдруг бедняжка Боуди теперь сдохнет. Так что бог его знает, сколько псинка в нашем доме протянет. Но кокаин ей, похоже, не повредил. Стала еще резвей, пышет здоровьем.

Разговор перекинулся на наркотики – кто какие пробовал и что думает насчет их легализации. Меня всегда поражало, что Лори имеет собственное мнение по множеству вопросов, о которых я даже не задумывалась. Я пыталась по мере сил поддержать разговор, но сказать мне было, в общем-то, нечего, к тому же я слишком внимательно следила за ходом беседы, чтобы в случае чего сгладить неловкость, и вскоре они уже держались так, словно меня вообще рядом нет. Смотрели друг на друга, а не на меня. У Лори в глазах появился озорной блеск. Это сулило беду.

– Да вы-то, наверное, вечно обдолбанные ходите? – поинтересовалась она.

– Неужели?

– Все эти банковские работники сорок плюс вроде вас. Скажете, нет?

– Сорок плюс?

– А что, тридцать пять плюс? Разница невелика.

– Вы же вроде писательница! Писатели обычно не мыслят шаблонами.

– У меня есть друг, аналитик, так вот он рассказывал, что они с коллегами ездили кататься на лыжах и все их начальнички платили в стрипклубе картами подчиненных, чтобы жены в банковских выписках не увидели. Уж всем шаблонам шаблон, аж скулы сводит! И тем не менее.

Я сделала большой глоток вина и подумала: блин, это катастрофа. Что же сказать, чтобы положить этому конец? Но когда я перевела взгляд на них, они сидели и смотрели друг на друга.

– Моя жена, надо сказать, совершенно спокойно относится к стриптизершам, – проговорил Макс. – А вот героин не одобряет. Честное слово, я не принимаю наркотики. Люблю, когда все под контролем.

– Правда? – сказала Лори. – Вот уж не думала! Ну просто вы вроде всегда такой расслабленный…

Он засмеялся.

– Туше, – сказал он. И обратился ко мне: – Ты что-то совсем притихла. Все в порядке?

Мне не стоит беспокоиться о спектаклях, которые они разыгрывают друг перед дружкой, поняла я. Повода для тревоги нет. Развлекаются, и пусть.

– Лори – ярая противница наркотиков, – сказала я, пытаясь подражать ее тону. – Консервативное воспитание, что поделать. Нравственные нормы, вбитые в детстве, так просто не вытравишь.

Лори хищно улыбнулась. Глупо пытаться переиграть ее на этом поле.

– Анна тоже против наркотиков, – сказала она. – Но не по каким-то идейным соображениям. Просто она слишком уж хорошая девочка. Да вы наверняка и сами это уже заметили.

– Заметил, – отозвался Макс. – Я бы сказал, прямо-таки пуританка.

– О да, – согласилась Лори. – Именно.

Они оба усмехнулись, глядя на меня, и мне показалось, что они видят меня насквозь. Но вдруг Лори засмеялась и сказала:

– Бога ради, Анна, да не смотри ты так! Мы же шутим!

– Да понятно, – пробурчала я.

Я схватилась за бокал и пролила вино себе на юбку. Ткань усеяли красные брызги. Я выругалась, Лори посоветовала заказать белого, а Макс – попросить соли. Я не стала делать ни того ни другого, а вместо этого пошла в уборную – классический туалет в баре с ковром на полу, благоухающий всеми мыслимыми и немыслимыми биологическими жидкостями. Попыталась промокнуть вино бумажным полотенцем, но оно не желало сходить, пятна злорадно лиловели на юбке, словно синяки на бледной коже. Ну ты же сама этого хотела, сказала я себе. Ты сама хотела, чтобы они нашли общий язык!