Реальность где-то рядом

— Да ничего, нормально. Это неприятно, когда неожиданно. Когда уже забыл, а оно — бух, как снежок за шиворот. А когда помню — нормально. Поэтому лучше никогда не забывать. Диплегия. Детский церебральный паралич. Его проявления редко заметны с самого рождения, у меня вроде бы то же было. Я не знаю подробностей, мамы давно в живых нет, а папа не любит о тех временах рассказывать… ему тогда туго приходилось. Если бы меня сразу стволовыми клетками лечили, можно было бы вылечить, но это и сейчас недешево, а тогда вообще сильно дорого было… А папе едва-едва на еду денег хватало. В институтах тогда мало денег платили. А ты почему спросил?

— Вопрос один прояснял. Если ребенок с детства парализован, он обычно и в умственном развитии отстает.

Кир усмехнулся:

— У детей с ДЦП обратная тенденция. Процент одаренных даже больше, чем в нормальной выборке. Если нет серьезного поражения мозга…

— Я знаю, — Сергей кивнул, — я же еще и психолог. Где-то. Неврологию немного помню, — помолчал немного и добавил: — Программист тот, в предыдущей игре, недоумевал, как ты мог японцев обскакать. Которые четыре года писали-писали свой «ИИ», да так и не написали.

Кир фыркнул:

— Тоже мне комплимент. Япошки, они, конечно, ничего, они умные. Но они же самураи, блин. Им кодекс чести не позволяет мыслить хотя бы на полшага в сторону. Понимаешь, есть два подхода к созданию «ИИ». Первый — это путь изнутри. Всякие нейросети, экспертные системы…

— Знаю, — перебил Сергей, — я еще и фантаст. Стыдно фантасту не знать таких вещей.

— А… ну да. Так вот, уже никто не пытается сделать разум вторым способом — путем имитации. А японцы просто тупо набивали и набивали базу знаний. То есть не тупо, конечно, у них очень интересная штука получилась, она даже несколько открытий научных сделала. За электрохроматоз их вообще на Нобелевку в этом году выдвигали, но они не прошли. А всяких патентных решений ихний недо-разум столько наизобретал, сколько никакому самому разумному профессору не снилось. Так что неудачной японскую разработку назвать никак нельзя, она себя уже раз десять окупила. Но вот неразумная она — и все тут… А что касается того программиста из «My-My»… знаешь что?

— Что?

— Говно он, а не программист. Уже одно то, что он на японцев кивал, показывает, как он хреново в вопросе разбирается. Если бы он еще про индусов говорил — у них самая многообещающая модель, хоть и набирает чуть больше сорока по «ТТ». Она просто молодая еще, а обучают они ее, во-первых, с нуля, а во-вторых, уж больно бестолково. Но они правильным путем идут, еще года два-три — и они перевалят за сотню. Я большую часть идей у них слямзил — то, что в открытом доступе было. А что не было — сам додумал.

— А ты меня сколько обучал?

— А с тобой я сжульничал, — Кир ухмыльнулся, — я тебе в область приобретенных знаний адаптировал стандартную базу. Не пропадать же добру. Обычную модель от такого финта всегда плющить начинало — стандартная база, она же вся символьная. Как эти символы на модельные образы лягут — хрен знает. И самопроизвольной генерации перекрестных связей в ней почти нет, она, хоть и многоуровневая, и реляционная, но все же больше база данных, чем база знаний. Но ты ничего, молодец. Разобрался, что к чему.

— Все равно странно. Ненормально как-то. — Чесноков покачал головой. — Почему я таким… человекоподобным получился, а? Откуда у меня человеческие эмоции? Только от того, что они имитировались в первоначальной модели?

— А почему ты считаешь, что эмоции присущи только человеку? Что мы знаем о разуме? Мы даже определение ему толком дать не можем. Нет такого определения разума, для которого нельзя найти контрпример в человеческой среде. Качественной шкалы так и не создали, успокоились на количественной. Сто баллов — разумный. Меньше — неразумный. Не смешно ли, а? Но очень по-человечески. Мне вот почему-то кажется, что если заставить всё человечество целиком пройти тест Тьюринга, а ответы на вопросы определять всеобщим голосованием, то результат вряд ли выше полтинника поднимется… Я так вообще уверен, что эмоциональность — неотъемлемое свойство разума. И нечего изобретать бездушных высокоразумных монстров.

— По-моему, ты неправ. Эмоции можно научиться контролировать, это же общеизвестно.

— Ха! Научиться контролировать — можно. Даже сердцебиение можно научиться контролировать. Но не испытывать эмоций научиться нельзя. Это как жить с неработающим сердцем. Почему фантасты не пишут романы про людей со стоящими сердцами?

— Хм, — сказал Сергей, — в принципе интересная мысль. Можно развить.