Реальность, которой нет…

— Ну да, конечно… — с сарказмом проговорила Инна. В то время как на её щеках горел тот самый несчастный румянец, из лихорадочно блестящих стеклянных глаз готовы были политься слёзы.

— Но даже если нет, то сейчас уже всё равно ничего не изменить, — заметил равнодушно шпион, и нетерпеливо потянул Инну вслед за собой, — Всё, пошли.

— Нет, подожди… — сопротивлялась она, нахмурив брови.

— Что, так хочешь на него посмотреть?

— Да, хочу.

— Ладно, иди, — Воронцов выпустил её из своих крепких объятий, — Но я тебя предупреждал…

Инна, уже не слушая его, подошла к Пете и сказала тихо:

— Прости меня… Если я когда-то тебя обидела…

Пулевое ранение в грудь.

Бессонка словно сама чувствовала эту жуткую боль. Словно сама осязала сырость земли — эту грязь, эту слякоть. И совсем близко видела… Смерть, ощущая её присутствие, её дыхание…

Инну обуял ужас, но она всё стояла, хотя, как и все бессонцы, страдала страхом крови.

Ковалевская не двигалась, наблюдая, как мороз пробегает по коже, как в груди грозовым облаком скапливаются тяжкие переживания, как поднимаются они и становятся комом в горле…

Инна пошатнулась, попятилась назад и упала без чувств. Нет, она совсем не ожидала от себя такого. Она вовсе не хотела падать…

— Ну вот, я ведь говорил, — Воронцов легко подхватил её, — Ладно, ариведерчи, — попрощался он с молчаливыми секундантами и, неся девушку на руках, ушёл.

Глава 38

Инна очнулась, вспомнила всё, увидела бархатные бордовые занавески, которыми было закрыто панорамное окно, поняла, что она не дома и не в больнице, подумала, где она ещё может быть и ей захотелось опять упасть в обморок…

Бессонка повернулась на удобной софе и посмотрела на часы, что показывали семь тридцать. Очень скоро Инна должна уже была быть в консерватории.

Ковалевская услышала шаги по коридору и не нашла способа лучше избежать неприятного общения, чем притвориться спящей. Кто-то сел рядом с ней на мягкую софу.

— Я знаю, что ты уже очнулась, — услышала Инна знакомый голос. Шпион говорил с ней ласково, даже нежно…

Сердце бессонки быстро забилось. Ладони вновь вспотели. Лицо с зажмуренными глазами застыло в неподвижной тени улыбки.

— Зачем же ты притворяешься? — Воронцов аккуратно положил руку Инне на плечо.

Бессонка резко обернулась и посмотрела на своего собеседника. Она пыталась принять свой обычный равнодушный вид, но у неё плохо получалось. На лице Ковалевской читались стеснение, недовольство и ещё что-то, что она пыталась скрыть более тщательно, чем это.

— Ты плакала? — шёпотом спросил Вася, аккуратно проведя рукой сначала по плечу, а потом по предплечью Инны.

— Нет, — ответила бессонка, как только могла холодно. Впрочем, её щёки выдавали всё, пылая бледным румянцем…

— Я очень хочу тебе помочь, — сказал тогда тихо Воронцов, дотронувшись до лба Инны и убрав с него белые кудри, — Поверь, то что говорил этот Пьетр — полный вздор.

— Нет… — снова сказала бессонка, поднявшись на софе.

— Я ведь вижу, что ты ко мне неравнодушна, — продолжал шпион с лукавой улыбкой, — Почему же ты так стесняешься своих чувств? Тебе ведь самой плохо. Ты держишь всё в себе. Так нельзя.

— Нет… — Инна тяжело вздохнула, собрав все свои внутренние силы, чтобы не разрыдаться, — Нет… — она зажмурилась.

Шпион ничего не ответил ей на это. Он поцеловал её… В губы… Она так устала, что не сопротивлялась.

Инна понимала, что для него она просто игрушка. Понимала, что всё же влюблена в него. Что влюблена в него сильно…

Поцелуй мог бы получиться долгим, но Инна всё же нашла в себе силы и осторожно оттолкнула от себя собеседника.

— Ну вот, — сказал он с досадной улыбкой, — Было ведь так хорошо…

Инна вытерла губы рукой и еле видно растерянно улыбнулась. В её глазах блестели слёзы. В душе обосновалась какая-то приятная пустота, какая бывает после просмотра интересного спектакля или фильма, эстетичного, но не имеющего глубокого смысла и особой почвы для размышлений. Одновременно с этим на Инну нахлынула волна очень противоречивых эмоций и чувств, которые требовали вырваться наружу.

Ковалевская устала, была странно расслаблена, её одолевало желание опять лечь, погрузиться в полудрём…

Но она, безусловно, знала, что прежде надо вернуться домой. Или, по крайней мере — уйти отсюда! А затем покинуть и этот ужас, эту глупую трагикомедию, начать наконец жить нормально!

«Нет, истерики не будет… — решила она для себя, — Мне надо бежать, выплакаться в одиночестве, покричать, посмеяться… Ах да, уже нужно идти на учёбу… О как я устала!..»

— Я должна уходить… — сказала Инна, — Иначе опоздаю на пару в консерватории. И больше… Больше никогда… Ни-ког-да не подходи ко мне, никогда не разговаривай со мной, а тем более… не прикасайся…

— Почему же? — осторожно спросил Вася, посмотрев ей в глаза.

— Мне не нужно, чтобы ты мне нравился…

— Почему? — вновь сказал шпион, — У меня нет никого кроме тебя. И я не лгу. А Пьетр просто ревновал тебя ко мне, вот и всё.

Бессонка резко встала с кровати и направилась к двери.

— Ну подожди… — шпион взял её за руки, — Не надо так…

— Нет, — проговорила Инна, вырвавшись, — Я не…

— Подожди, прошу тебя…

— Пожалуйста, не нужно…