Ребекка с фермы Солнечный Ручей

— Мы сделали все, что можно было сделать без священника, — прошептала Ребекка. — Мы могли бы еще спеть «Бог вечно благ» из нашего сборника песен для воскресной школы, но я боюсь, кто-нибудь услышит, как мы поем, и подумает, что нам хорошо и весело… Что это?

Странные звуки нарушили тишину: гуканье, зевок, веселый короткий крик. Девочки побежали туда, откуда доносились звуки. Там, в зарослях золотарника, на старом пальто лежал малыш, только что пробудившийся от освежающей дремы.

— Это другой ребенок — тот, о котором говорила миссис Деннет! — догадалась Эмма-Джейн.

— Ну не прелесть ли? — воскликнула Ребекка. — Иди скорее ко мне! — И она раскрыла объятия.

Ребенок с трудом встал на ножки и, покачиваясь, заковылял в сторону тепло приветствующих его голоса и глаз. Ребекка чувствовала себя матерью; ее материнский инстинкт развился в большой семье, где она была второй по старшинству, и хотя она всегда соглашалась с тем, что на Солнечном Ручье детишек было, пожалуй, многовато, но тем не менее — слышала она эту японскую пословицу или нет — с готовностью поддержала бы выраженное в ней мнение: «Где пришел на свет — в горах или в поле, ничего не значит; более чем сокровище в тысячу ryo[47] ценен ребенок».

— Милый! — заворковала она, схватив и подняв ребенка. — Ты прямо настоящий Джек-тыковка.[48]

Мальчик был одет в очень свободное и пышное платьице из желтого полотна. Волосы у него были такие золотистые, глянцевитые, блестящие, что он действительно напоминал хорошую гладкую тыкву. К тому же у него были большие смеющиеся голубые глаза, аккуратный прямой маленький носик и аккуратный прямой маленький ротик с несколькими аккуратными маленькими зубками, которые были очень хорошо видны в улыбке, и в целом сравнение, предложенное Ребеккой, было не так уж неуместно.

— Ax, Эмма-Джейн! Разве он не слишком милый, чтобы везти его в богадельню? Если бы мы только были замужем, то могли бы оставить его у себя и никому ничего не говорить, и никто не знал бы, что он не наш! Теперь, когда Симпсоны уехали, в Риверборо нет ни одного ребеночка, а в Эджвуде только один. Так досадно, но я ничего не могу поделать; помнишь, тетя Миранда не позволила мне взять малышку Симпсонов даже только на одно дождливое воскресенье?

— Моя мама тоже не возьмет его — бесполезно и просить. Она почти каждый день говорит, как она рада, что мы с братом выросли, и благодарит Бога за то, что нас у нее только двое.

— Миссис Мизерв слишком нервная, — продолжила Ребекка, перебирая по очереди дома поселка, — а миссис Робинсон слишком любит порядок.

— Люди, как кажется, любят только своих собственных малышей, — заметила Эмма-Джейн.

— Ну, мне этого не понять, — ответила Ребекка. — Я считаю, что ребенок есть ребенок, чей бы он ни был!.. В понедельник возвращается мисс Дирборн; не захочет ли она взять его? Ей все равно нечего делать, пока каникулы, а мы могли бы все время одалживать его у нее!

— Я думаю, это показалось бы всем не очень учтивым, если бы молодая леди, которая, как мисс Дирборн, «обедает по кругу»,[49] носила с собой еще и ребенка, — с неодобрением отозвалась Эмма-Джейн.

— Наверное, ты права, — уныло согласилась Ребекка, — но мне кажется, что, если у нас в Риверборо нет никаких… никаких… личных младенцев, нам следовало бы завести одного для всего поселка, и все участвовали бы в его воспитании. Есть же у нас для всех здание управления, фонарные столбы и водопровод… Все распределено так неравномерно! Один дом, как мой на Солнечном Ручье, переполнен детьми, а в другом — пусто! Единственным способом распределить их правильно было бы разрешить, чтобы все дети, какие есть, принадлежали всем взрослым, какие есть, — ну, просто поделить их на всех — понимаешь? — если хватит… Ах, идея! Как ты думаешь, не возьмет ли его тетя Сара Кобб? Она часто носит цветы на кладбище и однажды брала меня с собой. Там стоит мраморный крест, а на нем надпись: «Священной памяти Сары-Эллен, любимой дочери Джеримайи и Сары Кобб, скончавшейся в возрасте семнадцати месяцев». Да ведь это еще одна причина, чтобы тетя Сара взяла этого малыша! Миссис Деннет говорит, что ему семнадцать месяцев… На Солнечном Ручье без меня осталось пятеро, но, если бы только наша ферма была поближе к Риверборо, как охотно мама взяла бы еще одного!

— Мы могли бы выяснить, что папа думает, и это решило бы дело, — сказала Эмма-Джейн. — Папа думает медленно, но ужасно глубоко. Если мы не будем приставать к нему, а найдем место для ребеночка сами, то, возможно, он и согласится. Вот он едет, я слышу стук колес.

Миссис Деннет вызвалась остаться с гробовщиком, чтобы исполнить последние обряды, а Джек-тыковка, вместе с его скудным гардеробом, завернутым в пестрый платок, был с неохотой поднят в бричку мистером Перкинсом и с ликованием принят на колени Ребеккой. Мистер Перкинс поспешил отъехать от хибарки, так как чувствовал себя невыразимо уставшим от всего этого неприятного дела и считал, не без оснований, что девочки и так уже видели и слышали в это утро более чем достаточно такого, что называют мрачной стороной жизни.