Ребята и зверята

— Аа-а, это ты? А я не узнал тебя на лошади. Куда ты помчалась? Чубарый и без тебя отлично нашел бы дорогу домой.

— Вот я этого больше всего и боялась. Прибежал бы домой, напугал бы всех. Они могли бы подумать, что Юля насовсем убилась. Я затем и бежала, чтобы его не пустить.

— Скажите, какая догадливая! А мне это даже не пришло в голову. Так, значит, ты его здесь, на дороге, поймала, не дома?

Учитель пошел рядом с лошадью. Наташа рассказывала, как она обманула Чубарого. Учитель внимательно слушал. Несколько раз он пристально взглядывал в простодушное лицо рассказчицы, закидывал голову и хохотал.

— Ну, ты прямо молодец! А я вот потерял очки и теперь не знаю, что делать.

— А где вы их потеряли?

— Да вон, кажется, там.

— Давайте я поищу. Подержите Чубарика.

Наташа спустилась на землю и стала ходить, согнувшись в три погибели.

— Вот же они! — крикнула она вдруг, поднимая залепленное грязью пенсне.

— Ну, теперь я вижу, — повеселел учитель. Он вытер пенсне носовым платком, надел его на нос и сказал: — Куда же мы теперь? Домой или к Юле?

— Зачем домой? Дома, пожалуйста, ничего не говорите. Напрасно только достанется Юле, да и Чубарку могут отнять. Лучше поедемте к ней поскорее. Хотите, садитесь сзади меня. Да не так! С другой стороны надо садиться.

Учитель, улыбаясь командирскому Наташиному тону, полез на спину лошади. Чубарка повернул голову и с удивлением смотрел. Он сразу же почуял, что учитель — неважный ездок. Только учитель занес ногу, Чубарый изловчился и куснул его за ляжку. Учитель умостился за седлом, потер ляжку и поправил пенсне.

— А правь ты сама. Я ведь не умею, — сказал он и сконфузился.

Теперь уж и Наташа повернула голову и взглянула на этого странного большого человека.

Юлина голова быстро поправилась, и все пошло по-старому. Потом, долгое время спустя, стала она у нее сильно побаливать.

Может быть, это от того удара, — сказал доктор.

Боли мучили Юлю круглый год. А зимой еще и Соня сломала себе руку.

Раз вечером возвращалась она мимо колоды, где поят лошадей. Там стояли чьи-то кобылицы. Чубарка, конечно, заартачился. Заплясал на льду, поскользнулся и упал.

Падая, Соня вытянула руку вперед, и рука сломалась. Кость хрустнула в двух местах — у кисти и чуть пониже локтя. Это было так больно, что, по словам Сони, во рту у нее стало «ужас как сладко, а в голове сразу замигали звезды».

В это время проходил какой-то знакомый. Он подбежал, поднял лошадь и Соню.

— Что, больно?

— Очень, — сказала Соня сквозь зубы. — Ох, не троньте руку! Домой!

Мы с матерью разматывали нитки. Вдруг открылась дверь. В комнату вошел пар, потом Соня, неся перед собою согнутую руку, потом знакомый, поддерживая ее.

У Сони слетела шапка, голова растрепалась, и одна бровь вздернулась высоко, до самых волос.

— Не пугайся, пожалуйста, — сказала она матери, — я сломала руку. Но Чубарка тут не при чем. Он сам тоже упал и ударился.

Мать посмотрела на нее широкими глазами, схватилась за голову.

— Полжизни… Всю жизнь вы у меня отняли со своим Чубаркой! Что мне только делать с вами, не знаю.

А после что поднялось! Все забегали, засуетились. С Сони начали снимать тулупчик. Только дотронулись до рукава — Соня как закричит. Стали резать рукав. Вынули руку. Она распухла, стала, как полено. Кто-то сказал, что надо ее в горячую воду. Опустили в горячую воду. Потом стали спорить.

— Зачем в горячую? В холодную надо.

Вынули из горячей, опустили в холодную. Соня даже посинела от боли. Молчит, молчит и вдруг громко так:

— Ой! Ой! Ой! Как больно!..

Подоспел отец с толстым доктором. Доктор нагнулся к Соне и всплеснул руками. Воду сейчас же унесли. Потом приготовили бинты, какие-то палочки и что-то белое, как мел.

Доктор снял пиджак, засучил рукава, иноходью подбежал к Соне, а отец с матерью держали ее за плечи. Соня страшно закричала:

— Ай, ай, не могу-у-у-у!.. — и лягнула доктора ногой в живот. Он отскочил, как мячик.

— Деточка, деточка…

Соня от боли потеряла сознание.

Руку вложили в лубки, забинтовали и дали Соне каких-то капель. Потом ее уложили на кровать. Но она не могла улежать на месте. Рука так болела и ныла, что Соня всю ночь металась по комнате.

Просыпаясь, я слышала, как ходит она из угла в угол, качает забинтованную руку и баюкает ее со слезами в голосе:

— А-а-а! А-а-а!..

У нас с Чубарым была настоящая дружба, и Чубарка надеялся на нас так же, как мы на него.

— Наш Чубарка не выдаст. Уж Чубарый-то, небось, не сплохует, — часто говаривали мы.

И правда, Чубарый ни разу не сплоховал.

Оттого ли, что все время он проводил с нами и мы очень баловали и холили его, или уж это нужно было приписать его уму и понятливости (в чем мы, впрочем, не сомневались), но он отлично нас понимал.

Мы часто с ним разговаривали, и он был настолько чуток, что по тону голоса догадывался, в каком настроении его хозяева.

Был с нами такой случай. Меня и Наташу послали в город с поручениями. На базаре я слезла и пошла в ряды покупать, а Наташа на Чубаром отъехала и стала в сторонке.

Через некоторое время я оглянулась, смотрю — около нее стоят какие-то люди. Гладят Чубарого, смеются.