Ребята с улицы Никольской

Правда, в Богоявленском соборе церковные службы давно не справлялись, там помещалась школа второй ступени, где теперь учился я. Собор прикрыли после того, как в его подвале по слухам работники ОГПУ обнаружили тайный склад огнестрельного оружия, который будто устроили настоятель и кое-кто из священников, связанные с контрреволюционной организацией…

А вокруг соборов все было разбито на строгие прямые кварталы (город заложили при Петре Первом). И вот за последнее время он стал менять свой облик.

Прошлой осенью в самом начале нашего квартала выкорчевали ветхие деревянные домишки и обнесли образовавшийся пустырь тесовым забором, а на воротах прибили вывеску, сделанную в мастерской Оловянникова: «Строительство новой городской гостиницы».

— Батя, — спросил Глеб у Николая Михайловича, — а зачем еще одна гостиница? Неужели не хватает?

— Вот то-то и оно, что скоро не станет хватать! — усмехнулся Николай Михайлович. — Это новая… пятиэтажной будет.

— Пятиэтажной! — воскликнули мы с Глебом.

— Пятиэтажной. Такая сейчас, друзья, пора в Республике начинается, что никому даже и во сне не снилось. В одном только нашем городе столько заводов и фабрик намечено построить, столько контор и столько людей станет прибывать к нам, что, думаю, и пятиэтажной гостиницы не хватит. Слыхали, за вокзалом уже точно запланирован машиностроительный гигантский завод.

Про гигантский машиностроительный завод мы прекрасно знали. В верхнем квартале Никольской улицы жил инженер, и за ним по утрам приезжал экипаж, а зимой — сани с пегой лошадкой. Инженер этот производил съемки местности для будущего завода.

Расширялся и старый металлургический завод на западной окраине города; рядом с ним возводились каменные дома для рабочих, а на Главном проспекте, около Екатерининского собора, начинали закладывать огромные жилые комбинаты, получившие название горсоветовских. Сам Главный проспект мостили заново, а многие проезжие улицы, не мощенные раньше, покрывались булыжником. На страницах окружной газеты писали о проектировании зданий со странными названиями: «Дом контор», «Дом промышленности», «Деловой дом».

Похоже было, что недалек тот день, когда в городе не нужна станет такая древнейшая профессия, как профессия водовозов. Наш двор обслуживал «потомственный почетный водовоз» Федор Поликарпович Завалихин.

В последнее время Федор Поликарпович продавал воду чуть ли не даром и обязательно был под хмельком.

— С горя, клиенты милые, градусы принимаю, с горя, — разъяснял он, смахивая с рыжих ресниц слезы. — Каюк мне, крышка… Канавы под водопроводные трубы уже копают. Куда я, несчастный, с моей кобылой Машкой денусь? Пропаду!

— Не горюй, Федор Поликарпович, — утешал водовоза Николай Михайлович. — В Республике сегодня работящие люди не пропадают. На строительство поступишь, на любое: доски, глину, кирпич, песок возить с Машкой станете.

Обижались на жизнь и городские извозчики: у них появились конкуренты — автобусы. Сначала конкурентов было, правда, немного — пять юрких «фордиков», и ходили они от вокзала до Цыганской площади. Потом у заграничной фирмы «Фомаг» было куплено восемь больших желто-коричневых автобусов.

Извозчики называли автобусы собачьими ящиками и утешали себя тем, что в городе еще достаточно грязных и топких улиц, по которым никакой «Фомаг» и метра не проедет. Как же обойтись на этих улицах без лошадиного транспорта?

Александр Данилович Оловянников, любивший ругать все новое, к автобусам, наоборот, относился положительно.

— Извозчику давай четвертак, а кондуктору лишь пятак, — разъяснял он Николаю Михайловичу. — Хоть здесь нам Советская власть навстречу идет… А то, окромя налогов, мы, деловики, ничего хорошего от нее не видим… Шутка сказать, вчерась фининспектор опять налоговый лист принес, хоть мастерскую закрывай.

— Ничего, выдержишь! — похлопал его по плечу Николай Михайлович. — Невыгодно было — давно бы сам привесил замок на свое заведение. Жаль, что Республике некогда сейчас в массовых масштабах заниматься устройством государственных предприятий по писанию вывесок…

Все это мне почему-то вспомнилось, когда я после занятий с Григорием Ефимовичем сидел на скамейке у наших ворот и ждал Глеба.

Колокол на каланче второй пожарной части пробил половину шестого, а Глеб все не появлялся. Я хотел было рассердиться и пойти один мастерить сабли, как вдруг заскрипела калитка в соседних воротах и на улице показалась Герта.

— Герта! — крикнул я, видя, что она направляется в противоположную сторону. — Куда ты?

— Тороплюсь, некогда! — отмахнулась Герта.

— Подожди секундочку! — я догнал ее. — Глеб потерялся.

— Не бойся, не потеряется! Застрял у Галины Львовны.

— Наверно. А ты куда спешишь? Секрет?

Герта остановилась.

— Понимаешь, Гошка, к нам зашел Тимофеич, настройщик. Его вызывал дедушка: у пианино звук стал пошаливать. Пока Тимофеич разбирает и проверяет пианино, я за дедушкой сбегаю. Утром мастер едет в Пермь гостить к двоюродному брату Борису Петровичу, и ему нужны деньги. А дедушка как раз у ксендза Владислава. Ксендз обещал, — она покраснела и чуть слышно сказала, — выдать наградные…