Ребус

«Если бы мысли могли вонять, то я почувствовал их зловоние – тогда, в сквере, когда давал интервью.

Жуткие сны – слишком проклятые, чтобы их видеть.

Отражение, клянусь, его отражение в моем зеркале.

Никогда не ладил с огнем, но теперь и свечи загораются, хотите, зажгу вам папиросу?»

– А давайте, – кивнула шеф-следователь и полезла за портсигаром. Через несколько секунд папироса уже дымилась. – Запишите, Секретарь. Продолжайте, Парцес.

«Он приходит в свете дня, он рвется наружу.

«Я дам ему в глаз вместо тебя, Парцес, – вот что он сказал.

А тебя я уничтожу. Я уничтожу тебя, Парцес».

Дитр умолк и бессильно опустился в кресло, хотя шеф-следователь не разрешала ему садиться. Но она не возражала и напряженно пыхтела папиросой. Залпом заговорили ученые. Шеф-следователь призвала к порядку. Она велела увести Дитра и Ралда и вызвать их лечащих врачей. Их увезли в лазарет в разных экипажах, так и не дав пообщаться. В палату Ралда привел уже один фельдшер, а Одора испарилась в направлении своей редакции.

Тухлая патока больничных дней продолжила течь своим чередом. Ралда никто не навещал, чему он был страшно рад. Каждая новость извне приводила его в зыбкое состояние отрешенности. Как-то раз к нему пришел душевник, но заключил, что травма не повлияла на его сущность. Лечащий врач принес буклет с наклепками, сказав, что такие носят многие почетные граждане, потерявшие зрение в боях за Песчаное Освобождение.

– Но я-то потерял глаз на попойке. Героическая наклепка мне ни к чему, – ответил Ралд.

Он попросил отпустить его домой и пообещал приходить раз в пять дней на осмотр, и его отпустили. Дома одиночество нахлынуло на него сильнее, чем в стерильной, пропахшей лекарствами палате. «Квартира у тебя такая же пустая, как и ты сам», – сказал в голове голос, похожий на голос Эстры Вицы.

Ралд старался плевать в потолок как можно меньше, однако смотреть в зеркало ему больше не хотелось, как и перебирать свою разложенную по палитре коллекцию шейных платков. Ему отчего-то не было интересно, что решили ученые и для чего их вообще позвали на внутреннее разбирательство, он выпал из существования, желая лишь одного – чтобы ему снова захотелось жить.

Двести двадцать третьего дня ему доставили «двуногой почтой» записку от Виаллы Парцесы. Парцеса, будучи гралейкой, а потому чудачкой, на дух не переносила служебных животных, даже почтовых, и предпочитала гонять с письмами людей, пусть такой способ был медленнее и ненадежней. Предлагая встретиться у них дома послезавтра, она просила передать почтальону записку с согласием или отказом. Ралд согласился.

Привратник проводил его к квартире Парцесов, откуда уже пахло бодрящей настойкой, которую варила Виалла по случаю прихода гостя.

По всей прихожей валялись листы и изображения из папки с материалами дела Ребуса. Появились какие-то письма и листы копировальной бумаги. На столике у окна в коридоре стояла пепельница, хотя ни Дитр, ни Виалла не курили. Медленно передвигаясь среди беспорядка, Ралд прошел в столовую.

– Не знал, что у вас вообще водятся пепельницы, – сказал он хозяйке вместо приветствия.

Виалла выглядела неплохо, хотя хуже, чем обычно. Но до мужа ей было далеко.

– Это хронистка, она дымит. Я выгоняю ее в коридор из столовой. – И, поймав на себе недоуменный взгляд гостя, Виалла добавила: – По просьбе Реи я принимаю хронистку. Она изучает материалы дела Ребуса и добавляет что-то из своего расследования. Я думаю, ты не станешь говорить начальству, что мы не согласовали публикацию. Я вообще думаю, что тебе мало до чего теперь есть дело.

– Как Дитр? Видела его?

Виалла налила ему настойки, капнув туда спирту. Поблагодарив, Ралд отпил чуть-чуть, отметив про себя, что настойка, как и все в теломирном бытии, потеряла вкус. Виалла принялась рассказывать о том, что узнала от самого Дитра, от журналистки Одоры и хронистки.

– Я плохо в этом понимаю, но они говорят, что случай парадоксальный. После смерти человека все его добро и зло…

– Уходит во всемир, – шепотом повторил за ней Ралд.

– …и растворяется в силах всемирных, – кивнула она, – дабы вечными скорбью и светом быть среди живых…

– …одушевляя мир телесный.

– Парадокс в том, что всемирная суть Ребуса никуда не ушла, – Виалла нахмурилась и отпила воды, потому что эритровой бодрящей настойки беременным женщинам не полагалось.

– Не ушла? – тупо переспросил Ралд.

– Осталась здесь, гниет и разлагается – как мертвое тело.