Церус приходил к ним без переводчика, он прекрасно владел варкским. Но за пределами квартиры Парцесов без переводчика он не появлялся, молодой человек даже жил у него. Ралд думал, что они любовники. Гралейцы были склонны к консервативному лицемерию, и мужчине признать за собой мужелюбие, а женщине – женолюбие позволялось лишь в артистических кругах. В противном случае тебя могли счесть порочным и грязным. Виалла с подачи Церуса быстро осваивала старогралейский, и Ралд, вспомнив, что раньше думал о ней как о простушке, заерзал в приступе стыда.
Однажды их навестила Эстра Вица. Она сказала, что трудится над тем, чтобы Бенидора могла поговорить с Дитром.
– А твоя шеф-глашатай знает, что ты творишь? – обеспокоенно спросил Ралд. Раньше он бы хотел, чтобы Вице влетело. Сейчас он хотел этого меньше всего.
– Кажется, ты начал кое-что понимать, Найцес, – ответила Вица. В этот раз на ней не было причудливых головных уборов, зато широкие штаны были не из простой ткани, а из тяжелого шелка с фигурной вышивкой. Приглядевшись, Ралд увидел, что это тушканчики.
– Зачем тогда ты это делаешь?
– Глашатаи при обучении на отделении репутационистики проходят сложный курс по всемирной нравственности, Ралд, – спокойно ответила она. – Я имела слишком хорошие отметки по нему, чтобы мне было плевать на то, чем станет моя сущность после смерти.
– Эстра, – спросила её Виалла, – ты же не из варков, верно?
– Ты со мной работала лет семь и только решила спросить о моей национальности? – Вица равнодушно хлопнула ресницами. – Мать наполовину варка, наполовину гралейка, отец ирмит.
Ниже печатный текст обрывался, и Ребус от руки сделал рисунок странных символов. Ниже стоял перевод – «Бесконтрольное пламя». Таких рисунков нашлось много. Были даже перерисовки фресок, но рисовал Ребус хуже, чем мыслил или сражался.