Ребус

Дитр проглотил неловкость, но ничего не ответил. Он вопросительно смотрел глазами, которых у него не было, на истерзанное нутро зависимого человека, и зла он не видел. Ребус не закрывался от него и более не возмущался, хотя явно не привык, чтобы пациенты разглядывали его в ответ. И Дитр обратил свой взор назад, спросив разрешения у бессчётных нитей. «Раскройте передо мной его историю, – просил он. – Дайте мне посмотреть на узор, что я сплел из судьбы этого человека». Нити расступились и вдруг принялись неистово извиваться, наполняя рассудок шеф-следователя мельтешащими картинами из запахов, красок и звуков.

– Что вы делаете? – прошептал Ребус, очевидно, что-то почувствовав, но пока что не осознал, что с ним делают.

Дитр не ответил, пытаясь понять ретроспективу, на которую нужно было смотреть, не отсчитывая колебаний для перемещений по нитям.

Драка в питейном заведении, полицейский трясет застывшего столбом на проезжей части мужчину. Бюрократическое слушание, серебряные и золотые лацканы, тальмы, врачебные рубахи. Ворох бумаг со столбиками символов на древнем языке. Обрывки чужих посмертий, печальных и страшных. Руки, в ужасе мнущие газету с иллюстрацией в виде огромного корабля с трубами. Искры игольного станка. Несколько молодых людей в комнате с душескопом, под которым лежит человек в тюремной робе. Ваза с гигантскими голубыми астрами, длиннопалая мужская ладонь оглаживает ямочки на женской пояснице. Белый порошок высыпался из упавшего золотого пузырька. Блондин за мольбертом. Парус хлопает при повороте против ветра. Несколько пьяных студентов хохочут вокруг трупа со вскрытым черепом. Младенец на руках Лирны Сиросы, ее обнимает Урномм Ребус. Кампусный чиновник называет имена стипендиатов. Военное шествие, рыдающие и смеющиеся люди. Темная, лишенная освещения столичная ночь, солдатские выкрики. Девочка лет восьми мрачно наблюдает за механической фигурой в садике. Грохот змеиного хвоста. Человек с пистолетом взрывается тысячей ошметков. Любовница Скорпиона со смехом стягивает с себя нарядное платье. Смуглая девушка кричит что-то о войне. Лирна Сироса говорит с бандитского вида человеком. Мертвые глаза Эрца Андеца. Детская рука с маленьким лезвием вскрывает мясную жабу, забитую для жаркого. Врач откладывает скальпель и достает из чрева женщины окровавленного младенца.

Дитр тряхнул головой, приходя в себя. Мешанина образов до сих пор гудела в его сонном, встревоженном рассудке. Шеф-душевник все так же курил, не вынимая папиросы из зубов, и пепел сыпался прямо ему на колени.

– Кружится голова? Мутит? – спросил врач, раздавив папиросу в пепельнице. Дитр кивнул, сглотнув. – Ну тихо, тихо, откиньтесь назад, подожмите одну ногу, поставьте ее стопой на матрас. – Он поправил подушку, чтобы пациент смог лечь, и мягко надавил на плечо Дитра, чтобы тот опустился. – Вот так, так же лучше, да? А нечего было лезть в мое время. И много вы там увидели? Зачем вам это?

Говорил он мягко и даже ласково, прямо как Виалла со своими котами. И тем страннее казался Ребус из этого временного узора.

– Я просто хотел узнать, кто вы такой, – ответил Дитр.

– Здесь я выясняю подобные вещи, условный господин Парцес, – Ребус постучал пальцем по черепу, вышитому на кафтане. – Вы здесь объект для исследования и заодно пациент. Каким бы я ни был, я ваш врач. Дурного я вам не сделаю, не беспокойтесь.

Дитр впился пальцами в шевелюру, зажмурив глаза. Образы таяли, оседая в памяти рваными мазками. Всемирщики не даром столько учились – чтобы понимать сообщения времени, нужно много знаний. У Дитра же их было мало – при большой всемирной мощи.

– Вашу мать оперировали при родах? – спросил Дитр, отняв пальцы от волос.

– Принципово сечение, – прошелестел в ответ Ребус. – Мамин начальник всех беременных сотрудниц отправлял к акушеру-хирургу, чтобы они легче восстанавливались после продолжения.

«Продолжением» роды называли лишь гралейцы, однако говорил Ребус без акцента. Хоть на нем был кафтан, но волосы он то ли нарочно отпустил, то ли из-за неряшливости забывал стричь, в то время как мужчины-гралейцы коротко обстригали виски.

– Вы заглянули мне в голову, потом – в мое время, а теперь решились рассмотреть мою физию? – сквозь силу улыбнулся врач. – Уверяю, на серебряный стандарт я больше не тяну, нечего тут смотреть. «Ал-велло-бен-ал» – кодировка породы, но теперь это «Ал-зэр-зэр-зэр», потому что ростом в сто девяносто один ноготь я как был, так и остался, а все остальное превратилось в «зэр», брак. А вы наглый, однако, – добавил он, но Дитр его проигнорировал:

– Ваши родители поженились?