Речи бунтовщика

Революція будете не пустымъ звукомъ, реакція не сможетъ вернуть насъ на другой же день къ прошлому, только въ томъ случа, если народъ захочетъ стать на защиту завоеванныхъ правъ, если онъ будетъ увренъ, что вс голодные и угнетенные станутъ сытыми и свободными. Вспомните наивныхъ республиканцевъ 1848 года, которые врили временному правительству и дали ему три мсяца на изданіе общанныхъ законовъ, — три мсяца народной нищеты. Народъ согласился ждать и голодать, а когда время прошло, правительство вмсто всего общаннаго отвтило ему массовыми высылками и ружейными залпами. Несчастные, они думали, что за три тяжелыхъ мсяца ожиданія правительство успетъ издать спасительные законы, которые превратятъ угнетенныхъ въ свободныхъ людей и обезпечатъ имъ работу и хлбъ. Чмъ просить правительство, — не врне ли было бы взять? Чмъ выставлять на показъ свою нищету, не лучше ли было бы положить ей конецъ? Самоотверженность — благородное чувство, но бросить на произволъ судьбы всхъ несчастныхъ, идущихъ за нами, не самоотверженность, а измна. Пусть борцы погибаютъ, но смерть ихъ должна быть плодотворна! Пусть смлые люди жертвуютъ собой, но ихъ жертвы должны приносить пользу народу!

Только полная экспропріація можетъ удовлетворить всхъ страждующихъ и угнетенныхъ. Она должна перейти изъ теоріи въ практику. Но чтобъ уничтожить частную собственность и вернуть все общественное достояніе народу, экспропріація должна быть произведена въ широкихъ размрахъ, — иначе ее примутъ за грабежъ, а не за начало соціальной реорганизаціи. Мы бы выказали полное незнаніе историческихъ законовъ, если бы вообразили, что цлая страна можетъ сразу стать полемъ дятельности для нашихъ опытовъ. Франція, Европа, весь міръ — не могутъ въ одно мгновенье стать анархистами, по мановенію волшебнаго жезла; но безуміе правителей, ихъ высокомріе, войны, банкротство, съ одной стороны, и непрерывная пропаганда съ другой, нарушатъ равновсіе и вызовутъ взрывы. Наступитъ революція, и намъ надо будетъ дйствовать. Сколько разъ уже революціонеры были застигнуты врасплохъ; событія протекали, а они не могли употребить ихъ себ на пользу.

Когда наступятъ дни возстанія, — а отъ насъ зависитъ ихъ приближеніе,когда цлыя области, когда большіе города съ ихъ пригородами освободятся отъ правителей, мы, слдуя начертанной нами программ, приступимъ къ длу: орудія производства перейдутъ цликомъ въ собственность коммуны, общественное достояніе, захваченное частными лицами, будетъ возвращено своему законному владльцу народу, — тогда каждый будетъ получать свою долю, мануфактура и производство будутъ свободно выработывать все необходимое, и общественная жизнь потечетъ съ новой энергіей по новому руслу. Мы должны захватить сады и поля, дающіе намъ състные припасы; амбары и магазины, въ которыхъ хранятся вс продукты труда; мастерскія и заводы, доставляющіе намъ матеріи, металлы, предметы первой необходимости и предметы роскоши; средства защиты, желзныя дороги и другіе пути сообщенія, позволяющіе намъ обмниваться продуктами съ сосдними свободными коммунами; мы должны организоваться для самозащиты, — иначе мы обречены на врную гибель, подобно рыб, которая безъ воды задохнется въ мор воздуха, окружающемъ ее.

Вспомнимъ грандіозную стачку желзнодорожныхъ машинистовъ, вспыхнувшую нсколько лтъ тому назадъ въ Америк. Почти все общество признавало справедливость ихъ требованій; всмъ надола наглость желзнодорожныхъ компаній, и публика торжествовала, что служащіе раздлаются съ ними какъ слдуетъ. Но когда пути сообщенія и локомотивы перешли въ руки рабочихъ, когда желзнодорожное сообщеніе было прервано, цны на състные припасы и другіе товары удвоились, общественное мнніе моментально перемнило фронтъ. „Мы предпочитаемъ гнетъ желзнодорожныхъ компаній, обворовывающихъ насъ, самоуправству этихъ мерзавцевъ-стачечниковъ, благодаря которымъ мы, пожалуй, скоро умремъ съ голода”! Мы должны помнить это! Инстинкты справедливости толпы, должны быть удовлетворены такъ же, какъ и вс ея требованія и нужды.

Недостаточно признавать этотъ принципъ въ теоріи, надо проводить его въ жизни.