Речи к немецкой нации

В России едва ли можно говорить о каком-то «восприятии» «Речей» за пределами узкого философского цеха, поскольку русских переводов их мы не знаем, а знакомиться с оригиналом могли, а тем более желали, отнюдь не многие. Однако, размышляя о влиянии, которое могла иметь в русском образованном сословии фихтева программа нового национального воспитания как средства возрождения народной изначальности в жизни и мысли, в литературе и философии, в государственной жизни и народной нравственности, мы обращаем внимание на одного литератора, который действовал в ту же самую эпоху, в эпоху наполеоновских войн, и который в некоторых отношениях может быть назван конгениальным фихтеву проекту. Этот литератор – Сергей Николаевич Глинка, издатель журнала «Русской вестник». Он также исходит из первенства добродетели в личной жизни и соответственно нравственного воспитания в педагогике, он также призывает оставить галломанию в языке, в модах и обычаях, вернуться к образу жизни старому национальному60, отвергнуть разрушительную заграничную философию61, разница лишь в том, что заменой ее полагает отеческое православное миросозерцание, но всего интереснее то, что он в своем журнале развивает и мысль о связи языка с нравственным воззрением народа62, и мысль о необходимости заменить заграничное и потому ложное воспитание воспитанием в национальном и религиозно-нравственном духе, и предлагает всесторонний проект такого воспитания. В сущности, весь его «Вестник» не что иное, как развернутый проект вывода образованного сословия «из плена Французского» (что примечательно, не в ретроградном смысле, но в сочетании с требованием заимствовать из Европы все дельное и полезное для Русских; Глинка занимает поэтому некоторую среднюю позицию между русофильской и европеистской программами, прообразуя тем самым будущее так называемое «славянофильство»). Сама по себе идея нового воспитания как основы национального возрождения в то время едва ли не носилась в воздухе: о том же, ссылаясь в унисон Фихте на радикальную испорченность галломанией «готового» поколения русских и на жизненную важность воспитания нового их поколения, писал в те годы и «Сын Отечества» (1814, № 7, с. 29). Но одно дело – публицистическая идея, другое дело – развернутая, пусть и «нефилософская» и отзывающаяся утопизмом, программа такого воспитания. Программа Глинки так же точно не политическая, а только общественно-воспитательная, нравственно-религиозная и патриотическая по пафосу программа. Разница, пожалуй, в том, что религиозная ее основа – не философская, а церковно-православная, и еще в том, что Глинка имеет в виду перевоспитание образованного слоя, а глубокое переобразование народа считает не только ненужным, но едва ли не вредным. Но результат предполагается тот же – восстановление национальной целости и отечественного самосознания, возрождение нации к новой жизни. Было бы крайне интересно проследить, не встречались ли в процессе формирования национального самосознания в России и впоследствии идеи близкие философско-педагогическому проекту Фихте, или прямые ссылки на Фихте. Но чтобы проделать эту работу, нужно вначале освоить содержание самого фихтеанского проекта. Наш перевод мы задумали и осуществили именно для того, чтобы Фихте-педагог и публицист, Фихте-теоретик национальной идеи мог вновь стать собеседником мыслящих русских людей в «выработывании общественного самосознания».

* * *