10) Если понимать сказанное здесь в буквальном смысле, то, конечно, нужно было бы прийти к заключению, что внешняя церковь существует лишь в силу собственного ничтожества, именно в силу того, что она неспособна пробудить и усилить религиозное чувство до известной степени жизненности. Но что это не следует понимать в строгом смысле, – явствует уже из того, что иначе нужно было бы хвалить холодный и гордый уход из церкви, тогда как выше было признано, что это большое религиозное общество отнюдь не должно быть уничтожено. Но естественно, что здесь, как во всех подобных человеческих делах, существуют различия по степени, основанные на исконных свойствах каждого отдельного человека; и именно люди, стоящие на различных ступенях, в силу своей природы нуждаются друг в друге. Однако передается лишь внешняя видимость, а не внутренняя сущность, когда дело изображается так, как будто одни люди только воспринимают впечатление от других, и как будто возможно, если только процесс достигнет известного предела, чтобы один человек прямо внушал религию другому. Нет, религия исконно имеется у каждого, а также и пробуждается в каждом. Разница лишь в том, что в некоторых она как бы срастается со всем своеобразием их личности, так что во всяком обнаружении религиозного сознания вместе с тем обнаруживается и это своебразие, в других же она лишена индивидуальной формы; и это не только встречается среди людей, которые вообще представляются менее своеобразными, но имеются и весьма оригинально развитые люди, у которых, однако, это своеобразие менее сказывается в их религиозных эмоциях. В таких людях, следовательно, религиозные чувства зависят от некоторых общих условий и находят удовлетворение в коллективных обнаружениях. Но если бы те, кто испытывает более своеобразные переживания, захотели уклониться от этих коллективных обнаружений, то это нанесло бы ущерб обеим сторонам. Что случается с коллективными обнаружениями, когда они не оплодотворяются самобытными чувствами, – это мы видим в тех церковных обществах, в которых своеобразие вообще оттеснено назад и все опирается на твердо установленные формулы; так, армянская и греческая церковь, если последняя не испытает теперь нового подъема, представляются совершенно омертвевшими и живущими лишь механически. Но отдельный человек, как бы сильна и своеобразна ни была его жизнь, выделяясь из общины, теряет значительную часть своего духовного содержания, и если то, что я здесь назвал истинной церковью, не может выступить наружу в реальном явлении и его нигде нельзя конкретно показать, – то человеку ничего не остается, кроме изолированного обособленного бытия, которое, однако, благодаря отсутствию живого обмена, все более скудеет.