Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник)

Но, быть может, тут иной, уже интересующийся делами религии, спросит с изумлением, а противник религии – с коварством, должен ли в таком случае каждый религиозный человек примкнуть к одной из наличных, своеобразно определенных форм религии. Такому человеку и предварительно ответил бы: нет; необходимо только, чтобы его религия также была своеобразно определенной и внутренне развитой; но нет надобности, чтобы его религия определялась наподобие какой-либо формы, уже существующей в крупных размерах и богатой последовательности. И я напомнил бы ему, что я нигде не говорил, что две или три определенные формы религии должны остаться единственными. Напротив, пусть развиваются со всех точек бесчисленные формы, и тот, кто не подходит к одной из уже наличных форм, – я готов сказать: кто не был бы в состоянии сам ее создать, если бы не нашел ее готовой, – тот уже поэтому не мог бы принадлежать ни к одной из них, а должен был бы создать из себя новую форму. Если он при этом остается один и без последователей, то это не беда. Всюду и всегда существует достаточно зародышей, которые не могут достигнуть более широкого бытия; и точно так же существует и религия такого одинокого человека, и она имеет столь же определенную форму и организацию и в такой же мере есть самостоятельная положительная религия, как если бы он основал величайшую школу. И отсюда вопрошающий усмотрел бы, что, по моему мнению, эти наличные формы религии своим прошлым бытием не должны стеснять ни одного человека развить себе религию согласно своей собственной природе и умонастроению. Будет ли кто-либо пребывать в одной из них, или построит самостоятельную форму, – это зависит исключительно от того, разовьется ли в нем то же самое или иное отношение в качестве основного чувства и средоточия всей религии. Так ответил бы я ему предварительно; но если бы он захотел услышать от меня более точный ответ, то я прибавил бы, что довольно трудно человеку попасть в такое положение, если это не случается по недоразумению. Ибо зарождение нового откровения не есть что-либо незначительное и чисто личное, а в основе его лежит всегда нечто большее и более общее. Поэтому никогда еще у человека, который был призван действительно установить новую религию, не было недостатка в приверженцах и единомышленниках. Таким образом, большинство всегда находится в таком положении, что может принадлежать к одной из существующих религий, и лишь немногих не удовлетворяет ни одна из них; но что я преимущественно хотел показать, это – то, что в силу равного правомочия всех, указанное большинство не менее свободно, чем это меньшинство, и точно так же образует себе самобытную религию. Ведь если мы проследим в каждом историю его религиозности, то мы найдем сперва темные чаяния, которые, не проникая всецело души, исчезают неопознанными, и часто витают над каждым человеком; они, быть может, возникли как-нибудь понаслышке, не достигают определенной формы и не выдают ничего своеобразного. Лишь позднее вселенское чувство навсегда раскрывается в ясном сознании, для одного в одном, для другого – в другом определенном отношении, с которым он потом все связывает, вокруг которого все для него формируется, так что такой момент собственно определяет религию каждого; и я надеюсь, вы не подумаете, что религия человека менее самобытна и менее принадлежит ему самому только потому, что она находится в области, где уже собраны многие, и что вы усмотрите в этом равенстве не механическое влияние привычного и унаследованного, а, как и в других случаях, общую обусловленность высшими основаниями. Но сколь несомненно, что именно в этой общности, – все равно, является ли в ней кто первым или позднейшим, – лежит гарантия естественности и истинности, столь же достоверно и то, что из нее не вытекает никакого ущерба для самобытности. Ведь если даже тысячи людей до него, вместе с ним и после него ориентируют свою религиозную жизнь на одном отношении, разве оно поэтому будет тождественным во всех, и разве религия разовьется во всех одинаково? Вспомните лишь об одном, именно что каждая определенная форма религии неисчерпаема для отдельного человека; не только потому, что она на свой определенный лад должна охватить целое, которое слишком велико для отдельного человека, но и потому, что в ней самой содержится бесконечное многообразие развития, имеющее, правда, подчиненное значение, но все же сходное с тем, в отношении которого она сама есть особая форма религии вообще. Разве уже в силу одного этого каждому не уделено достаточно работы и простора? Мне не ведома ни одна религия, которой удалось бы настолько овладеть всей своей областью и настолько определить и выразить в ней все согласно своему духу, что исповедующему ее человеку с выдающимся богатством и своеобразием духа не оставалось бы возможности трудиться над ее завершением; лишь немногим из наших исторических религий было дано в пору свободы и лучшей жизни надлежащим образом использовать и завершить хотя бы ближайшие от центра части их сферы, и лишь в немногих различных формах своеобразно отпечатлеть свой общий характер. Жатвы много, а делателей мало. В каждой из этих религий открывается бесконечное поле, по которому тысячи могут рассеяться; достаточно невозделанных местностей откроется взору каждого, кто способен сотворить и взрастить что-либо самостоятельное.