Редкий тип мужчины

Обиднее всего, всего ужаснее было то, что Инна погибла, считая Алексея негодяем, изнасиловавшим несчастную девушку Нину. Очень хотелось верить в то, что оттуда, где сейчас находится Инна, виднее, кто негодяй, а кто нет. Хотелось верить и надеяться на встречу в будущем. Странно, но почему-то Алексей был уверен в том, что эта встреча непременно произойдет. Сам себе не смог бы объяснить, откуда взялась эта уверенность, но она была. Они с Инной непременно встретятся. Если не в этой жизни, то после. Встретятся, чтобы никогда больше не разлучаться. И как именно произойдет эта встреча, Алексей не раз видел во сне. Он идет длинным светлым коридором, доходит до нужной двери, хочет открыть ее, но не успевает, потому что дверь открывается сама. За дверью – Инна, стоит на пороге, улыбается и протягивает к Алексею руки. Их разделяет всего один шаг, и этого-то, последнего шага во сне никак не удается сделать, потому что Алексей просыпается. Но ничего, придет время, и шаг будет сделан. Предопределенное неизбежно, неизбежное предопределено. Непонятно только, когда это случится, но в том, что случится, сомнений быть не может…

Попросив у секретарши Светы зажигалку (курить даже в зоне не выучился – претило), Алексей заперся в кабинете (Света явно решила, что на тайный перекур) и занялся подлым шнурком. Вытащил его, развязал наспех завязанный на улице узел, затянул по новой, туго, отчего узел вышел маленьким, почти незаметным, обрезал торчащие концы и опалил их при помощи зажигалки, чтобы не лохматились. В довершение вдел шнурок так, чтобы узел был сбоку, над дыркой и немного в нее вошел. Так получилось совсем хорошо, только вглядевшись, заметишь.

– Каноль! [20] – похвалил свою работу Алексей и тут же одернул себя за случайно сорвавшееся с языка слово «из той» жизни.

Хоть и наедине с самим собой сказал, но вслух – значит, полагается штраф, десять приседаний. За речью поначалу приходилось следить очень тщательно, поскольку совершенно незаметно для себя набрался много чего ненужного, но сейчас «лишние» слова срывались нечасто, далеко не каждую неделю. А то ведь и до двухсот приседаний в день доходило, без скидок и поблажек. Мужик решил – мужик сделал.

Не желая откладывать, Алексей уплатил штраф прямо на месте. Закончив приседать, вернул Свете зажигалку и приступил к работе. Дел было много. Дел всегда было много. Алексей любил, когда их много. Больше дел – меньше свободного времени. Меньше свободного времени – меньше дум…

Дела наваливались снежным комом. Закон подлости: если после работы запланировал что-то, то работы этой будет невпроворот. Освободиться удалось лишь в половине девятого. На всякий случай Алексей позвонил Нине и предупредил, что будет к девяти. От офиса до метро и, соответственно, до торгового центра было семь минут ходу быстрым шагом, но сегодня хотелось пройтись не быстрым, а медленным шагом. Собраться с мыслями, понять, чего ему сейчас хочется, вспомнить, прикинуть, вникнуть…

– Да хоть в двенадцать, Алексей Артемович! – простонала (не проговорила, а именно простонала) Нина. – Центр в десять закрывают, так я вас у входа ждать буду. Сколько понадобится…

«Как ее, однако, приперло! – удивился про себя Алексей. – Мороз минус пятнадцать, если не все восемнадцать, а она готова ждать на улице «сколько понадобится»! Надо же!»

Мелькнула трусливая, нет, скорее – осторожная (жизнь учит осторожности) мысль о том, что не устроит ли ему Нина какого-нибудь нового сюрприза, но Алексей очень скоро эту мысль отогнал. Разговаривать они станут на людях, в «стеклянном» торговом центре, где все на виду у всех, чаевничать с Ниной он не будет и водку-коньяк распивать тоже не станет. Да и что-то такое, неуловимое, в голосе Нины убеждало в том, что она сегодня говорила искренне, что ей зачем-то нужно (и важно!) его прощение. Впрочем, в ту черную пятницу, в день своих злосчастных именин, она тоже казалась искренней. Господи! Та Нина и эта Нина – два настолько разных человека! Неужели тот Алексей Кудрявцев и этот Алексей Кудрявцев…