Редкий тип мужчины

Теперь он сидел за угловым столиком, возле витрины и наблюдал жизнь. Когда надоедало разглядывать зал, оборачивался к улице. Прохожих на бульваре почти не было, одни машины. По вечернему пробочному времени машины двигались медленно, можно было рассмотреть каждую в деталях. Салон собственного автомобиля – продолжение дома, его частица. Если в салоне, кроме водителя, никого нет, водитель бессознательно чувствует себя так, словно он один дома. И пускай вокруг много других автомобилей, это не считается. Вот солидный мужчина за рулем не менее солидного автомобиля, придерживая руль левой рукой, мизинцем правой руки ковыряется в ухе. Девушка в «Акценте» ерзает на сиденье явно в такт музыке и строит гримасы. Другая девушка больше смотрит на себя в зеркале заднего вида, чем на дорогу, выпячивая щеку изнутри языком – что-то ей не нравится в собственной внешности…

Алексей так увлекся созерцанием улицы, что совершенно перестал обращать внимание на зал. Входа в ресторан с его места толком не было видно, только лишь краешек открывавшейся наружу двери время от времени мелькал в поле зрения.

– Здравствуй, Леша!

Инна иногда являлась Алексею, совсем как живая, но никогда еще она не делала этого на людях. Алексей уже имел некоторый опыт общения с видениями и твердо усвоил, что можно только смотреть и любоваться, нельзя ничего отвечать и нельзя пытаться дотронуться – видение сразу исчезнет. Инна и без того являлась ненадолго, на какую-то минуту, насмотреться не успеешь.

– Что с тобой? Ты меня не узнал? Думаешь, что перед тобой Инга?

Сегодняшнее видение (явно в награду за прощение Нины) было настолько реальным, что дальше просто некуда. Четким, явственным и точным до мельчайших деталей, вплоть до пальцев левой руки, обхватывавших ремень сумочки, словно гриф гитары – не соприкасаясь друг с другом, большой палец напротив указательного. Инга, в отличие от сестры, ремешка никогда не касалась, она придерживала сумку.

Обрадовавшись неожиданному подарку судьбы, Алексей глядел во все глаза и все никак не мог наглядеться.

– Здравствуй, милый!

Первый звонок прозвучал в голове, когда видение отодвинуло стул, чтобы сесть. Звук отодвигаемого стула – это из материального мира. Да и не двигают призраки мебели, им это ни к чему. Вторым звонком стал нежный фиалковый запах. В чем Инна была консервативна, так это в парфюмерии, предпочитая фиалку и ирис всем прочим ароматам. Ну а третий звонок, после которого, как известно, положено начинаться действию, стал не звонком, а, скорее, взрывом. Повесив на стул сумочку, Инна села и положила правую руку на сцепленные в замок пальцы Алексея. Эту привычку Алексей приобрел в заключении – сцепить все пальцы, кроме больших, в замок, а большими вращать то в одну, то в другую сторону. Нехитрый прием, помогающий убить время. Ничего специфически-тюремного Алексей в этой привычке не видел (не сидение на корточках, чай), поэтому избавиться от нее не пытался.

Рука Инны была теплой! Живой! Настоящей! Рука погладила, сжала, потеребила! Алексей разомкнул пальцы и взял руку Инны в свои. Инна не исчезла. Рядом со столиком появился официант, но что-то понял и потому тут же исчез.

– Я представлял себе нашу встречу совсем не так… – наконец-то смог вымолвить Алексей. – Ты жива? Как? Зачем? И почему – здесь?

– Ну, слава богу, узнал! – улыбнулась Инна. – А то я уж начала подозревать, что слишком сильно изменилась за эти годы. А выманила я тебя сюда с дальним умыслом. Хотелось явиться тебе на людях. На людях я могу сдерживать эмоции, хорошо научилась. Можно поговорить, объяснить, а потом уже переходить к слезам и соплям. Не хочется начинать со слез после стольких лет разлуки. Если ты простил Нину, то, значит, я тоже могу надеяться?

– На что? – удивился Алексей.

– На прощение, – увидев, что Алексей хочет что-то возразить, Инна высвободила свою руку и предостерегающе подняла ее. – Подожди! Не говори ничего, дай мне сказать! В такой момент мне даже на людях трудно сдерживаться. Я надеюсь на то, что ты сможешь меня простить…

Руки Инны легли на стол, словно на клавиши пианино, и в ушах Алексея зазвучали тихие отзвуки давно слышанной музыки.

– …Сможешь простить мое предательство. Я должна была бороться за нашу любовь, бороться за тебя и вместе с тобой, доказывать твою невиновность, дойти до… до не знаю каких сфер! А если бы не получилось, то я должна была надеяться и ждать! Но вместо этого я отреклась от тебя, швырнула в тебя кольцом… Знаешь, кольцо мне вернул следователь. Оно не пропало, как можно было подумать. Сотрудники следственного изолятора подобрали его и отдали следователю, а он передал мне. Представляешь, я была такой дурой, что едва его снова не выбросила, но как-то рука не поднялась, решила сохранить на память. Не на память о тебе, а на память о своей глупости. Прости меня, но я была такой доверчивой дурой! Пошла на поводу у двоих негодяек…

– Одна из которых была твоей родной сестрой, прекрасным организатором…

– И отъявленной сукой!

– А другая – превосходной актрисой! Тут бы кто угодно поверил!