Redrum 2016

А бормотания и всхлипывания за стеной стали как будто громче. Они и пугали, и завораживали меня. Но больше всего — разжигали любопытство. Ужасно хотелось понять — кто там воет? Почему-то я был уверен, что это связано с отсутствующей головой.

Я рассмотрел дело с моральной точки зрения: меня привлекли к работе вслепую, как инструмент. Ничего не рассказывая, но и не беря с меня клятв и обещаний.

Я рассудил, что такое положение дает мне право попытаться самому раскрыть тайну.

Ну, не застрелят же меня, если я вдруг случайно заблужусь и забреду куда-то не туда?! Так я подумал. Мое напряжение и тревога росли с каждой минутой: я просто не мог оставаться в неведении!

Этим решением я поставил себя на острие ножа. Но никаких предчувствий в тот момент не было…

Как только нашу смену в очередной раз позвали наверх отдыхать, я нарочно отстал от вереницы людей, плетущихся по дощатому пандусу наверх.

Давеча, спускаясь сюда, я приметил, что за вторым поворотом, слева от по-мывочной комнаты, имеется плохо освещенная ниша — над нею перегорела лампочка, поэтому в пяти-шести шагах впереди и сзади там царит полумрак. В самой же нише лежит глубокая тень, и в ней можно спрятаться.

На случай, если кто-то меня увидит, я придумал притвориться, что задержался, завязывая ослабший шнурок.

Я намеревался пройти по подземному коридору сам, без конвоиров и сопровождающих — и, осмотревшись хорошенько, исследовать его. Я был уверен, что за помывочной комнатой коридор как-то разветвляется, потому что голоса гудели из-за дощатых стен рядом с нею, с другой стороны зала. Я думал, что именно там они хранят голову и меня тянуло ее увидеть!

Незаметно отстав от группы, я вжался в стену в темной нише, радуясь, что какие-то ротозеи из обслуживающего персонала не заменили сгоревшую лампочку сразу.

Никто не обратил на меня внимания — люди устало тащились наверх, каждый интересовался только собой и не смотрел по сторонам.

К сожалению, чувствовал я себя не лучшим образом. Человеческий организм не приспособлен для работы ночью, и накопившаяся усталость уже давала знать о себе. Ноги у меня гудели, глаза слезились от недосыпа; дышалось внизу тяжеловато — от спертого подземного воздуха и смешанного с ним резкого запаха формалина. В голове царил сумбур — какие-то несвязные обрывки мыслей, не позволяя проясниться сознанию, тяжело ворочались в мозгу, как этот желтый покойник — в глицерине.

В какой-то момент мне вдруг стало казаться, что все, что творится в этом подземелье, когда-то уже происходило, и именно со мной: все эти люди в белом, гулкие бормотания за стеной… Тысячу лет назад я это видел. Или слышал, как рассказывали другие. Или читал о чем-то похожем? А, может, это случилось со мной во сне?

До сих пор помню это отвратительное ощущение — словно что-то вяжет во рту, и вокруг все глухое и мертвое…

Я решил, что моя взбудораженная недосыпом психика порождает эти странные идеи и образы, и попытался успокоиться, но руки и ноги мои дрожали. Мучал и непрекращающийся холод…

Но вот люди ушли и коридор опустел. Не успел я обрадоваться, как услышал шаги: мимо прошли два человека. Они смеялись и говорили между собой. Это были Збарский и его помощник — старик с кустистыми бровями.

До меня донеслись обрывки фраз из их разговора.

«Все равно никто не узнает, у него нет родни!» — бросил Збарский.

«Хорошо, потому что нужна еще кровь», — сказал старик.

Збарский что-то тихо спросил. Старик неожиданно разозлился:

«Никакой не мозг, мозг давно умер!», — раздраженно воскликнул он. И проворчал: «Чертовы материалисты!»

Профессор тихо рассмеялся, а его собеседник обиженно загудел: «Как вы не можете понять: мозг следует уничтожать первым! Только смерть мозга способна высвободить силу терафима!»

Тогда я впервые услышал это слово — терафим. И запомнил, но, не зная смысла, не придал значения.

Помощник Збарского говорил в сердцах и потому громко. Когда он успокоился, я перестал слышать их. Они быстро разошлись: Збарский повернул назад, вероятно, чтобы подняться наверх, а старик свернул куда-то влево.

Я последовал за стариком. Не знаю почему, но я хотел увидеть голову трупа и был уверен, что он направляется именно к ней. Я оказался прав.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Господи, как я устал… Честно говоря, уже нет надежды, что когда-нибудь я смогу освободиться. Хотя вроде бы мне доверяют — или просто мои хозяева слишком уверены в том, что сбежать мне некуда, и невозможно… Убеждены в своей безнаказанности.

Впрочем, я и впрямь не помышляю о бегстве. Больше всего боюсь, что откажет память. Пока помню…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

…По левой стороне за помывочной комнатой скрывался еще один ход — коридор, замаскированный под тупик черными суконными драпировками. Старик поднырнул под них и… Я услышал, как стукнула дверь.

Немного подождав, я повторил его маневр.

За занавесом обнаружилась потайная дверь, а за ней — еще один коридор, гораздо более темный.

Гудение и бормотание звучали здесь намного четче. Я даже начал различать отдельные фразы, разделенные небольшими паузами, но все равно не понимал, на каком языке они произносятся.