Redrum 2016

Мы спустились на три пролета. Внизу стены тоннеля, сколоченные из свежих досок, обмерзли и покрылись толстым слоем инея.

Поверху, над нашими головами змеился черный кабель. Я услышал шум работающего электрического генератора — коридор освещали не яркие, редко расположенные лампы Яблочкова — и какой-то странный гул, которому поначалу я не придал значения.

Внизу, в безветрии, было куда теплее, чем наверху, но все же очень холодно. Пар клубами валил изо рта, а руки мои посинели и занемели (от волнения я позабыл дома перчатки).

Тоннель уходил под небольшим уклоном вниз. Пройдя по нему около тридцати метров и сделав два или три поворота, мы вышли в чуть более просторную комнату. Здесь стояли грубо, на скорую руку, сколоченные шкафчики с одеждой и помоечные ванны с антисептиками. Характерный резкий запах химии разливался в воздухе.

Тут Збарский поручил меня своему ассистенту, крепкому старику с голым, как коленка, черепом и неожиданно кустистыми седыми бровями.

Старик быстро и ловко обработал мне лицо и руки стерилизующими растворами. Под его суровым взглядом я переоделся в специальный костюм, натянул асептический медицинский халат, бахилы, шапку и перчатки. Збар-ский тоже переоделся, и мы вместе прошли через плотно задернутые черные шторы в следующее помещение.

Больше я терпеть не мог и уже раскрыл было рот, чтобы выпустить наружу рой накопившихся у меня едких и желчных вопросов, но как раз в этот момент мой сопровождающий оглянулся и, зыркнув столь грозно, что я не посмел произнести ни слова, скомандовал:

— Молчите! Смотрите и помогайте.

В следующее мгновение яркий свет ударил в глаза.

Только привыкнув к нему, я увидел, что стены этой новой, весьма просторной комнаты, выложены ледяными глыбами. Вот почему здесь было так светло и одновременно так холодно: сияние немногочисленных лампочек отражалось в искрящемся льду, как в зеркалах. Сухие дымки морозного конденсата ползли вверх по стенам, поземкой извивались на полу, окутывали столы с разложенными на них медицинскими инструментами, и фигуры людей, одетых так же, как я и Збарский.

Но все эти подробности я вспомнил после. А в первое мгновение мне было не до рассматривания деталей…

Тело лежало в прозрачной стеклянной ванне, заполненной бесцветной, маслянисто поблескивающей на поверхности жидкостью.

Тело было голое, почти безволосое. Его удерживали притопленным в середине ванны гибкие и тонкие резиновые жгуты с грузиками из белого металла, скорее всего, серебра или мельхиора. От малейшего сотрясения почвы, от шагов людей в помещении жидкость вязко подрагивала, и утопленник начинал беспокойно ворочаться, покачивая желтоватыми боками, на которых тут и там виднелись характерные черные и синеватые гангренозные пятна.

При движении бока медленно вспухали и опадали; это напоминало скольжение медузы в морской воде. Конечности выгибались самым невообразимым для человеческого существа способом.

Он жив? Он дышит?!

В этом было нечто до того омерзительное, что я, треть жизни проведший в анатомичках, неожиданно почувствовал дурноту. Кислый комок прыгнул от желудка вверх и распер горло. С усилием сглотнув слюну, я постарался подавить рвотный рефлекс. Мне было настолько не по себе, что я чуть не закричал в голос.

И все же — когда первый шок отступил — верх взяло любопытство.

Я подошел ближе. У существа в стеклянной ванне не было головы. Да и тела, как такового… тоже не было.

То, что я принял за человека, представляло собой, скорее, оболочку. Выпотрошенную тушу, пустую шкуру без требухи, с частично удаленными костями и мясом.

Почуяв на себе чей-то взгляд, я поднял глаза: Збарский внимательно следил за мной.

Заметив мое изумление, он коротко пояснил:

— Требовалось остановить гниение. Заморозка многое испортила. Мы решили, что от лишнего лучше избавиться.

Я кивнул. Мне хотелось спросить, кто был этот человек, и что такое здесь вообще происходит, а главное — для чего?.. Но я вовремя сообразил, что вопросов у меня куда больше, чем у Збарского — времени и желания на них отвечать.

Поэтому я молча продолжил свои наблюдения.

Над телом поработали столь основательно, что было непонятно даже — мужчина это или женщина. Лишенное половых признаков, оно напоминало легендарного андрогина — совершенное и безупречное существо, не разделенное в духе. Там, где у обычного представителя рода человеческого находится вагина или пенис, у выпотрошенной оболочки имелись два обкромсанных и подшитых грубыми стежками кетгута синеватых клочка кожи. Судя по их конфигурации и размерам, я решил, что все же оболочка принадлежала, скорее, мужчине. Но где голова? Почему… Кажется, именно в тот момент я начал впервые догадываться.

Збарский перебил ход моих мыслей, заявив самым безапелляционным тоном: