Станция плывет по туннелю космической ночи. Григорий выключает свет и летит к кровати. Нужен отдых. Под ним проплывает иллюминатор, совершенно черный, как и все остальные, выходящие на Марс. Он пристегивает себя ремнями и снова вспоминает о сыне Олежке, о жене Лизе, о друге Джо. От горечи и неутолимого желания вернуться сводит челюсть и рвет душу тоска. Кровать Антона рядом — коричневый спальный мешок с тремя синими ремнями. Григорий то и дело цепляется глазами за его вещи, их контуры краснеют в тусклом свете дежурного освещения. Фотографии его родных, его одежда. Григорий поднимает голову к зияющей дыре иллюминатора, и ему кажется, будто он несется по трубе, падает в отверстие бесконечного туннеля. Но что-то лишнее там, он присматривается, и его передергивает от неожиданности — камера. С той стороны, из космоса, в иллюминатор смотрит чей-то искусственный глаз.
Григорий отстегивается и подтягивается ближе. Оптика, линзы, черная окантовка диафрагмы. Небольшая цилиндрическая камера висит за иллюминатором на тоненькой трехсуставной лапке манипулятора, начало которого тает за границей красного света. Никаких сомнений, камера принадлежит чужому зонду. Григорий смотрит в его механическое око, пытаясь разглядеть за мраком по ту сторону отполированной оптики хозяина глаза. Что-то или, может быть, кто-то смотрит на него прямо сейчас. И тоже размышляет над тем, что видит.
Камера поворачивается, двигает линзами и замирает, глядя ему прямо в глаза. Они смотрят друг в друга не меньше минуты. Затем камера отползает в сторону, скрываясь в тени. Космонавт роется в вещах в поисках фонарика, находит, направляет в иллюминатор, свет выхватывает золотистый бок зонда, камеру и манипулятор с чем-то острым. Григорий не верит своим глазам — это бур, он прикасается к иллюминатору и начинает сверлить.
Григорий бьет по стеклу кулаком, пытаясь отогнать зонд, как назойливую муху. Ничего не выходит. Сверло легко углубляется в сверхпрочное стекло, под ним уже виден серый матовый конус. Тогда он возвращается с пистолетом ТП-82, взятым из комплекта Антона. Направляет на камеру, бур останавливается, замирает, будто раздумывая, и отступает.
— Ага, выкусил?! — вырывается у Григория.
Неяркая бесшумная вспышка с той стороны.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Через час на станции кричит датчик уровня диоксида углерода. На этот раз дело не в канале связи, что-то повредило систему регенерации воздуха и теперь, вместо того чтобы перерабатывать углекислый газ, продукт дыхания человека, станция возвращает его во внутреннюю атмосферу. Борясь с усталостью, Григорий пытается разобраться в системе регенерации воздуха, и тут новая беда: падение напряжения внешнего контура. Ориентация станции, радиационная защита, батарея охлаждения и нагревания — от электричества зависит абсолютно все.
Слишком много работы для одного.
Еще через час, уже на рассвете — разгерметизация лабораторного корпуса.
Зуммеры надрываются, как бабки на похоронах, страх вызревает давлением крови и уже готов распуститься сокрушительным взрывом неконтролируемой паники. Григорий уже понимает, кто или, точнее, что за этим стоит. Можно сколько угодно устранять последствия, но причина ясна, и она снаружи. Сверлит дыры одну за другой, не разбирая особенно, что именно оказалось под буром на этот раз — батарея, радиатор, бак с кислородом или запаянный в бронированный панцирь силовой кабель, ведущий от солнечной панели.
— Надежда, — мрачно напевает Григорий, забираясь в скафандр, — мой компас земной, а удача — награда за смелость…
Разбиваясь о высокие скалы осколками длинных теней, Солнце сдвигает с Марса закопченную крышку ночи. Иллюминатор стремительно краснеет. Пока давление в шлюзовой камере падает, Григорий устало смотрит на часы, вспоминает, что скоро сеанс связи с ребятами, которые работают на поверхности — Стивен и Дэвид, американцы. Странная апатия. Затем по распорядку отчет перед ЦУПом. Антон в это время обычно наводит порядок в зоне видимости камеры, перекладывает вещи и останавливает в воздухе белого игрушечного зайца по фамилии Морковкин, подарок дочери перед отлетом.
Неожиданно лампы меркнут, освещение в шлюзе гаснет, иллюминатор пачкает скафандр марсианской краской. Григорий оказывается в этой кровавой фотографической темноте наедине с единственным прямоугольным окном. Включает освещение скафандра, подтягивается к двери, пытается повернуть, гидравлика с электроприводом, одному не открыть, кто-то должен помогать с другой стороны. Но помогать некому. Тишина в этом горлышке, и он один между входом и выходом, так тесно, что даже руки не вытянуть.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀