Я понимаю, что рано или поздно мне придется приблизиться к окну, отдернуть ткань и проверить, действительно ли кто-то ходит на горизонте, кто-то огромный, с лапами, извивающимися, как плети, с рылом муравьеда, с ножами вместо волос, и жрет ли он существ поменьше — карабкающихся на дома тварей; а, может быть, мне померещилось тогда во дворе; может быть, мне все померещилось, и я сумею вернуться, если повторить наоборот каждое мое действие, в обратном порядке, и нет ничего за шторами, на изнанке.
Пак-пак-пак.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Анна Лагода
Маяк
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Троллейбусные провода сверкали на закатном солнце, как самая тонкая золотая пряжа, и когда они начинали дрожать, это означало, что Леандр уже близко. По пятницам он нарочно брал вечернюю смену. Доводил троллейбус до рыночной площади, высаживал пассажиров и ехал дальше по разбитой дороге мимо каменных развалин и оливковых рощ до самого маяка. Маршрут не ходил сюда с тех пор, как молодая монашка выскребла себе глаза обломком камня на глазах у толпы паломников. И странное дело — иконы она больше писать не могла, но на лице ее так и застыло умиротворенное выражение. Словно перед тем, как ослепнуть, она увидала что-то очень хорошее.
Святое это было место; святое, но дурное.
Леандру много раз пеняли, что провода старые и столбы еле держатся, да и городские службы вот-вот перестанут подавать на маяк электричество, но он все равно поступал по-своему. Человек он был аккуратный и честный, а значит, младший брат мог не опасаться, что старший вдруг не приедет или приедет не вовремя.
Нестора это устраивало. В полумраке лучше всего было видно то, что он хотел показать; а что хотел скрыть, не выпячивалось на свет божий.
— Здравствуй, брат, — вполголоса произнес Леандр, входя, но Нестор, устроившийся с мольбертом на каменном балконе, все равно приложил палец к губам:
— Тссс!..
— А! — Леандр качнулся и замер. Продолжил шепотом: — Спит? Я могу подойти?
— Только тихо. Совсем тихо.
Нестор сидел прямо и неподвижно — даже рассохшийся деревянный стул под ним не скрипел.
Леандр встал в трех шагах от кровати. На лице его застыло благоговейное выражение.
— Мне кажется, его лицо уже не такое бледное. Оно было совсем как мрамор, но теперь к нему возвращаются краски. Должно быть, морской воздух действует благотворно.
Леандр закивал. Он плотно сжал губы и, пока не вышел из комнаты, не проронил больше ни слова.
Нестор немного выждал, слушая затихающие шаги брата, спускавшегося по каменным ступеням, а тогда отложил кисть и последовал за ним. Под ноги попалась негодная Мина. Она будто нарочно выгнула спину и чихнула.
— Тссс!..
Нестор наладился ее пнуть, но чуть не упал сам — нога прошла сквозь воздух.
— Тьфу!.. — он погрозил кошке кулаком, и ему показалось, будто она злорадно смеется.
Нестор взглянул в каменно-тяжелое лицо отца, его заросшие щетиной впалые щеки, свинцовые кружки опущенных век. Покачал головой и торопливо сбежал вниз.
Леандр выставлял на кухонный стол продукты:
— Вот рыба… Совсем свежая, ее сегодня утром поймали. Маслины… Капуста… Фасоль… Травы… Сыр, молоко…
— Спасибо, брат.
Разговор, как всегда, не клеился. Леандр чувствовал себя неуютно в старых стенах маяка. Ему делалось дурно от запаха моря, водорослей и красок. И — от тяжелого духа болезни, тянущего сверху. Когда Леандру казалось, что брат не видит, он слегка задерживал дыхание или дышал через рот. Он стыдился этого — боялся, что Нестор заметит, как проходит воздух между полуоткрытыми губами. И вообще стыдился себя: казался самому себе неловким, неуклюжим. На работе, дома Леандр был куда как проворен, но здесь вечно делал все невпопад.
Ему хотелось скорее уйти. Он в каждый свой визит тянул время сколько мог: то переставлял посуду, то стирал пыль, то рассказывал брату разные случаи, произошедшие на неделе. Наконец, когда они оба чуть не лопались от нетерпения, Леандр решал, что приличия соблюдены. Он прощался с братом и спешил туда, где стоял его новенький красно-белый троллейбус. Леандр заводил мотор и уезжал, но еще долго видел маяк в зеркале заднего вида.
Нестор наблюдал за этим со смотровой площадки.
— Продолжаешь дурить брата? — спросила наглая Мина и на всякий случай отскочила подальше, словно пинок мог ей повредить.
Это не укрылось от Нестора:
— Да что ты шарахаешься, будто тебя покалечат? Ты же мертвая, тебе все равно.