— А ты забудь, что я мертвая, а то так и свихнуться недолго. Дохлая кошка, портрет отца, который ты за человека выдаешь, потусторонний народец, твои покойники…
— Уйди ты вон, отродье!
Нестор сделал выпад ногой, но только потерял сандалию, а паршивки Мины и след простыл.
Он пошел с площадки вниз, тяжело топая по ступеням. Тени бросались врассыпную с его дороги. То слева, то справа раздавалось хихиканье, а однажды кто-то дунул Нестору на макушку, взвихрив его короткие кудри. Он шлепнул себя по голове и выругался.
Солнце уже сползало в море. Маяк стоял напротив него, как в огне.
Нестор спустился на пляж. Он сбросил сандалии и пошел по влажному песку босиком, глубоко погружая в него ступни, чтобы ощутить приятный холодок. Правую руку Нестор прижимал к груди, стараясь усмирить бешено бьющееся сердце. Визиты брата давались ему тяжело — все же он не актер, а художник. Художник…
На пляже было уже совсем темно. Нестор так и брел куда глаза глядят, спотыкался, чуть не врезался в огромный валун, но вскоре наверху зажегся прожектор.
Тотчас стали видны любопытные рожи утопленников, стоявших в воде кто по плечи, кто по пояс, а самые наглые — по колено. Рты у них были раззявлены от уха до уха, и наружу торчали обломки зубов.
Песок шевелился. Это ползали скелеты, иссохшие в земле под злобным солнцем. Их кости трещали и скрипели. Свежий морской ветер задувал в них, и они издавали тонкие жалобные стоны.
Ночь была не холодная, но Нестора пробирала мелкая дрожь. Он уже не боялся ледяных пальцев, которые вдруг касались его спины — привык. Народец, обитавший внутри маяка и окрест его, был по большей части безвреден, хоть и обожал всяческие каверзы. Даже тот, огромный, чья голова доставала до прожектора, загораживал свет не со зла — знай себе топал то в одну сторону, то в другую. Нестор чувствовал, как от его шагов трясется земля.
Художник слышал тихие стоны, плач и шепот, но и это едва его трогало — ему не хотелось возвращаться на маяк. Не хотелось даже проходить мимо той комнаты, где находился портрет отца. Одно дело было вечером, при брате, другое — ночью и одному. Но будь его воля, Нестор не входил бы туда и днем.
Пятница становилась для него испытанием — ему приходилось воскрешать в памяти то, о чем он старался забыть всю неделю. Взгляд с портрета преследовал Нестора до поздней ночи. Взгляд сквозь опущенные веки.
Вздохнув, Нестор лег прямо на песок. С того бока, что был ближе к морю, он ощущал холод, да еще чье-то назойливое дыхание леденило ухо. Мина — если это была она — прошмыгнула между колен художника и побежала дальше по мокрому песку. Кто-то вроде бы окликнул ее… но Нестор был так измучен, что почти сразу заснул.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Во сне пришел к нему отец: маленький, кроткий человек — такой, как всегда. Раньше он частенько досаждал Нестору, но с тех пор, как все случилось, не являлся ни разу. А теперь пришел.
Он осторожно тряс Нестора за плечо, заглядывал в глаза, но тот спал слишком крепко. Крикни отец, ударь его, выплесни в лицо пару пригоршней воды — может, сын бы и проснулся. Но от шепота и мерной тряски Нестор еще глубже проваливался в сон. Он чувствовал отцовскую руку на плече, но никак не мог разлепить глаза. Сон был сладкий и крепкий, как молодое вино, и глубоко затягивал в себя, вынуждал пить еще и еще.
Отец то и дело оглядывался. Скелеты скрипели костями, подбираясь все ближе, но их можно было не бояться. Куда страшнее был едкий дым и туман, наплывающий с моря…
…Огромная волна ударила в прожектор, брызнуло стекло, и маяк погас. Внизу захлебнулись крики, больше похожие на вой, а ветер, подувший с берега, принес сладкий запах горелой плоти. Тошнота подкатила к горлу Нестора; изо рта и из носа хлынула морская вода. Он надсадно кашлял, вцепившись ногтями в песок, и когда уже почти задохнулся, открыл глаза.
Во рту и горле как щеткой прошлись — до того там было сухо. Адски ломило затылок, а на спине, подставленной солнцу, будто сошла кожа. Песок раскалился, и когда Нестор попробовал двинуться, ему обожгло кисти и босые ступни. Но он все же поднял голову и, морщась от чудовищной рези в глазах, посмотрел на прожектор. Стекло было целым, пыльным и тусклым.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Нестор сидел у мольберта под навесом каменной беседки. Уйдя с солнцепека, он с четверть часа проторчал в кухне с мокрым полотенцем, приложенным к затылку. Без аппетита закусил овощами и сыром, а рыбу жарить не стал — от мысли, что придется стоять над огнем, Нестора чуть не вывернуло снова.
Да и времени оставалось на донышке. В таких вещах Нестор доверял своему чутью — он привык если не бороться со временем, то подлаживаться под него. Был расчетлив и жаден, и не брезговал ни одной, даже самой завалящей секундой. Не оставлял время в покое; научился и растягивать его, и сжимать, и находить в нем такие лазейки, о которых менее изворотливый ум и не подозревал. И кому, как не Нестору, было знать, что щедрый его запас почти подошел к концу.