Redrum 2018-2019

Это не помогло: он ведь не спал. Однажды в послеобеденный час Нестор отложил бухгалтерскую книгу, слез с высокого табурета и подошел к отцу, занятому беседой с покупателем. Прервать разговор считалось неслыханной дерзостью — но Нестор подошел и сказал, что хотел бы побывать на маяке. И покупатель — пожилой, седой, благообразный человек — одобрил его. Отец согласился сразу и в тот день, и после был очень снисходителен к Нестору. Даже не выругал за пятна краски на новой рубашке.

Нестор проделал все то, к чему его принудила чужая воля — одно за другим. Ни спуску, ни отдыху ему не давали, и в конце он, весь изломанный, очутился на маяке в окружении загадочного потустороннего народца. Те докучали ему, но не слишком. Впервые в жизни он мог спокойно писать свои картины, а простофиля-брат снабжал его едой. Нестор нисколько не жалел о том, что сделал. Отец хотел забрать его жизнь — а вместо этого отдал свою. Доктор Исидор отказался помогать добром, а его паршивый сынок как-то врезался в Нестора на улице, когда тот нес в руках сырой от краски лист бумаги — не законченный еще рисунок. То была статуя в парке, которую Нестор рисовал с натуры, если удавалось ненадолго сбежать. Столько слез он над ней пролил, потому как жалких крох времени, хоть убей, не хватало, и выходила все какая-то мазня, и вот когда наконец проявилось то, что Нестор хотел показать, ему на пути попался этот вшивый щенок. Надо ли говорить, что рисунок был безнадежно испорчен, а паскудник заливался веселым смехом. Они оба получили по заслугам: он и его папаша.

Нет, совесть нисколько не мучила художника, и только закрытые глаза с портрета преследовали его.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Да не стану я ему открывать глаза, — бормотал сквозь зубы Нестор.

Он набрасывал на холсте женский силуэт, почти неразличимый против солнца, плавные линии тела и рук, струящиеся волосы. Художник чувствовал, как это тело перетекает из одного состояния в другое. Ему хотелось отвести глаза от холста. У него горели щеки, а на зубах хрустел песок. Все, что было на его картинах, Нестор ощущал и обонял. Иногда он показывал свои холсты брату, и тот, свободный от отцовского влияния, надолго застывал перед ними в восторге.

Нестор много писал с натуры: пляж, беседку, сам маяк изнутри и снаружи, но так же часто он изображал диковинные грезы, что виделись ему во сне и наяву.

— Как я жил столько времени без этого…

Художник утробно рычал. Нанесение красок на холст доставляло ему почти животную радость — как и одиночество. Он до того увлекся, что только с третьего раза услышал вопрос доктора:

— Нестор, те облака на картине… Тебе не кажется, что будет гроза? Ты не заплатил мне за визит, а ведь я вылечил тебя…

Художник закричал. Он сбросил со своего локтя чужую руку, вскочил и перевернул стул, чудом не задев холст. Доктор Исидор стоял рядом, с безглазым, как показалось Нестору, лицом. Далеко за смотровой площадкой раздавались глухие раскаты грома.

Нестор мчался по пляжу огромными скачками. Ему не хватало воздуха, в груди нестерпимо жгло. Он упал без сил у самого маяка, и в ту же минуту тяжелые капли дождя застучали по песку. Он рванулся, чтобы подняться, укрыться, но обожгла мысль: нельзя, там ведь… И тут Нестор понял.

— Это его место, — потрясенный, прошептал художник. — Он нарочно заманил меня сюда.

Вокруг бушевала буря. Огромные волны бились о берег. Нестор подумал о неоконченной картине, что осталась в беседке, но не мог решиться пойти за ней.

В небе сверкали молнии, и когда они озаряли светом пляж и море, Нестор видел в небе и воде тысячи глаз. Все они были закрыты, но не спали. Глаза шевелились и в мокром песке, прямо под руками художника. Ставни на маяке давно сгнили, и сейчас, в бурю, страшно дребезжали стекла в окнах. За ними тоже виднелись глаза.

Нестор, охваченный ужасом, лежал на песке, прикрывая голову руками. Ему казалось, что он в аду. Он не сразу заметил, что гроза прошла, небо очистилось, молнии погасли. Стало тихо. Сердце билось все медленнее, зубы уже не так сильно стучали друг о друга. И тогда Нестор услышал над собой голос.

Голос был жаркий и сухой, как зола, будто его владелец сжег связки в огне. Кожа облетала с него черными лепестками. Таким голосом не мог разговаривать человек.

— Я пришел взять плату.

— Я ничего не покупал у тебя.

— Ты купил свободу, но не заплатил за нее. Я легко верну тебя туда, где ты пребывал до тех пор. Без моей помощи ты бы не избавился от отца, не совладал бы с доктором и его мальчишкой. У тебя редкий дар, но ты слаб и труслив. Ты можешь обманывать брата, но не покончишь с ним — духу не хватит. А он выдаст тебя, когда узнает, что ты сделал. Если сбежишь — тебя найдут. Ты не умеешь прятаться.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты открыл мне глаза.

— Зачем?

— Мои глаза сжег огонь. Мне надоело быть слепым.

— Ты дьявол.

— Нет.

— Дай мне успокоиться и подумать. Если я сейчас возьму кисть, то не удержу ее в руке. Ты такого страху на меня нагнал… Сердце так ходуном и ходит…

— Будь по-твоему. Даю тебе время до следующей пятницы. Если я к тому времени не получу свое, Леандр все узнает.