с оскорблениями и угрозами. Несмотря на все умение хитрить, скрывать правду
и интриговать, ум Изабель был еще детским и наивным, часто она не могла
удержаться и с восторгом рассказывала матери, как они все вчетвером (бабушка,
отец, она и собака) спали в одной кровати. Мать звонила бабушке и устраивала
скандал, произнося такое, что бабушка стыдилась потом пересказывать сыну.
Обычно дети естественны и спонтанны. Изабель рано научилась
контролировать свое поведение, свои ответы, но от внимательного наблюдателя
не могло ускользнуть это постоянное напряжение: боязнь ошибиться, страх
сделать что-то не так. Она научилась скрывать многое, но не свой страх. Как бы
искусно она не скрывала промахи, она все время боялась что они обнаружатся.
Поэтому у нее часто был затравленный вид и надменные замашки — чтобы
скрыть свой страх, свое замешательство, свою неуверенность. Да, она была
очень неуверенным в себе ребенком, так как никак не могла понять, что же
правильно. Она была не просто лишена ориентиров: в таком случае она могла
бы выстроить собственную систему ценностей, но нет — в доме отца были
одни ценности, правила и порядки, одни запреты и наказания, в доме матери —
совершенно другие. Добавьте к этому бабушку и няню, и вы поймете какая
неразбериха была в голове у бедняжки. Она усвоила четко только одно: чтобы
выжить, надо подстраиваться и изворачиваться. Многие дети подстраиваются
под взрослых, но мало кому приходится подстраиваться под четыре разных
системы, четыре разных мировоззрения, четыре разных образа жизни. В
детстве Изабель не было деления на Добро и Зло, Можно и Нельзя, у нее было
четыре разных Добра, четыре Зла, и всего остального тоже было как минимум
две пары. Отец ходил с ней в церковь, мать над религией смеялась, бабушка
говорила, что всю жизнь прожила с дедушкой, мать меняла мужчин как
минимум раз в год. Бабушка говорила, что девушку украшает кротость и
смирение, мать была взбалмошной и упрямой, и была убеждена, что мужчинам
нравятся именно такие женщины. Мать бросала Изабель с няней и уезжала на
весь вечер, а то и на все выходные. Возвращалась не всегда в хорошем
настроении, но всегда с кучей дорогих подарков. Бабушка играла с ней в
«домики» и в «гости», но почти никогда ничего не дарила, читала перед сном в
кровати, но спать укладывала в девять вечера, не разрешала подолгу смотреть
телевизор, и плевалась, видя малоодетых танцующих девиц. В доме матери
телевизор не выключали вообще, а засыпала Изабель под звуки какой-нибудь
новомодной песенки прямо на диване, там же и просыпалась, мать и не думала
переносить ее в постель. Неудивительно, что как только Изабель вырвалась из-
под родительской опеки (бабушкиной опеки и материнского контроля), все
правила и ограничения разлетелись в дребезги. Спасло ее только то, что она
все-таки выстроила свой придуманный мир, в котором она помогала людям.
Откуда она это взяла, неизвестно, то ли вынесла из походов в церковь с отцом,
то ли из рассказов няни-мексиканки. Но, как часто бывает с непостоянными
натурами (да и откуда было взяться постоянству, если родители
перебрасывались ею как мячиком) и с не очень сильными желаниями: то одно,
то другое отвлекало, перехлестывало ее. Однажды она пригласила на свою
виллу в Майями мальчика-сироту из Болгарии, но выяснилось, что никаких
материнских чувств он у нее не вызывает, пришлось нанять еще одну
горничную для этого запуганного маленького болгарина. Точно так же ничего
не вышло из затеи с домом для детей-сирот: она приносила им шоколад,
фрукты. Не присылала, а именно приносила сама, потому что психолог сказал,
что так она быстрее почувствует эмоциональную связь с этими детьми,
почувствует, что они в ней нуждаются, а она — в них. Она пробовала читать им
книжки, забирала на выходные к себе. Но по прежнему ничего не чувствовала,
и потому вскоре приходить перестала, хотя игрушки и книги от ее имени по
прежнему отправлялись на адерс дома сирот. А еще она как-то пришла в
Гринпис и сказала: хочу помогать людям. На нее посмотрели искоса и сказали:
«Деточка, вообще-то мы здесь помогаем животным». «Ладно, пусть животным,
я готова помогать кому угодно». Тогда дядька с бородой и в рваном свитере
объяснил ей как работать с письмами: «К нам приходит сотня писем, твоя
задача просто вписать в готовый ответ имя и запечатать конверт», «И все? А не
могла бы я сама писать ответы? Как же можно всем отвечать одно и то же?»
«Какая разница? Они все равно не знакомы друг с другом, а чтобы ответить
каждому лично, у нас не хватит времени».
Если бы не смерть дяди, сделавшая ее наследницей небывалого состояния,
жизнь вытрясла бы из нее неуверенность и страхи, обтесала бы тщеславие и