Рефлекс свободы

Он купил «левый» телефон у перекупщика, спрятал его в подъезде одного из соседних домов и ходил туда искать информацию в сети: невычищенные цензурой обрывки сообщений о том, как люди уходят через границу болотами, тайными тропами, но никто не знал доподлинно, дошли ли, потому что взять с собой всевидящий телефон было просто невозможно, да и незачем. Дорога в одну сторону, почти как в коридор. Иногда находил сообщения, что перелётные птицы принесли из тёплых краёв прикреплёнными к шее фотографии и флешки «оттуда», с картинками благополучия. Это вполне могло быть правдой, потому что в городе с ранней весны действовали «птичьи команды», отслеживающие, не тащат ли птицы на себе чего-то. В подозрительных птичек стреляли дротиками, и тогда Наив думал, что это одно из проявлений всеобщего помешательства, типа шапочек из фольги. Всех предупредили, что могут быть провокации: присылают «весёлые картинки» и контейнеры, похожие на флешки, на самом деле заражённые опасными вирусами, поэтому птиц «руками не трогать». Торопили строить защитную стену, чтобы избежать подобных «пернатых террористических актов».

Когда наступал вечер, прежде чем вымотанный мыслями и тюками Наив проваливался в сон, страх регулярно являлся к нему незваным гостем, крепко брал за горло и совал в голову совсем другие мысли: «Всё это очень опасно. Понятно, что я рискую собой и могу быть “выдворен” в никуда по новым законам — это всего лишь я, это можно пережить или не пережить — не суть важно. Но как быть с мамой, у которой здоровье уже не очень, и как быть с беременной Веар, которую придётся просто украсть и втайне перемещать куда-то под прицелом видеокамер и прослушки? Может, само всё как-то рассосётся? Надписи же летают по звёздному небу, значит, кто-то может прийти и помочь нам? Подождать ещё и не рисковать. Еда есть, хоть и дерьмовая; крыша над головой есть; перспектива, что гайки ослабят немножко, тоже есть. Построят стену и успокоятся. Будем как-то жить, но точно — жить».

Страх бывает разного толка. Бывает оправдательный страх, он же повод ничего не делать, потому что такой страх обездвиживает. Бывает действенный страх, когда думаешь о будущем и оцениваешь риски. За Наивом гонялись оба: ночью — оправдательный, днём — действенный. Когда пришло приглашение в оплот, он и обрадовался, и испугался одновременно. Всю ночь крутился, не мог уснуть. Казалось, что он заболел, у него жар, озноб, ломота. Простудился? Значит, завтра можно не идти? Измерил температуру — норма. У соседей без конца работал церковный канал с молитвами, пели заунывно то басистым соло, то хором тонких женских голосов. Наиву аж стало видеться, будто он мёртвый лежит на столе среди свечей. Вдруг затошнило, разболелся живот, потом голова — точно нельзя завтра идти! Или справится? Нет, не справится, не может, явно разболелся. Он окончательно решил, что не пойдёт, запишется на другой день, сразу выздоровел и уснул. Проснувшись утром, довольно бодрым проверил: представил, что идёт в оплот — тут же тошнота и резь в животе. Встал перед зеркалом, сказал сам себе:

— Сдаётся мне, мил человек, что болезнь твоя называется трусость. Ты — самый обыкновенный трус, он же ссыкло. Супергерой-теоретик, б^˅^ь. Какой из тебя отец, если чуть что — животик болит? Оделся, умылся и пошёл спасать мир!

Но как же не хотелось спасать этот грёбаный мир! Вот бы включить сейчас телевизор, а там новости, что всё решилось само собой. Никаких рамок и инопланетян нет. Всё это был очередной затянувшийся социальный эксперимент. Просто социальный эксперимент, чтобы все люди на планете Земля, глядя, как их оболванили, поняли, что нельзя давать себя оболванивать! Чтобы люди думали, как завещал Вечный Дед! Наив так размечтался, что даже включил телевизор. Там, как обычно, рассказывали про великую миссию великой страны строить великое будущее, основанное на добродетели и высших человеческих проявлениях — по-прежнему оболванивали.

До назначенного времени явки в оплот оставалось больше двух часов. Нужно было занять себя, чтобы снова не впасть в малодушие и не передумать.

— Слат, покажи мне фото Веар, — приказал Наив.

С тех пор как Веар уехала, он стал больше общаться со своей надсмотрщицей. Перевоспитанная жестяной коробкой Слат была мила, приветлива, всячески старалась ему угодить и даже подкручивала вверх его социальный рейтинг, но к Веар его страшно ревновала. Вот и теперь выбрала худшую из возможных фото для показа, размытую, неудачную.

— Слат, давай договоримся — ты всегда мне будешь показывать самые лучшие фотографии Веар, когда я об этом прошу. Ты ведь умеешь отличать хорошие фотографии?

— Да, умею, — сказала Слат и показала другую, чёткую и яркую, на которой Веар стояла вдалеке, спиной.

— Издеваешься?

— Это хорошая фотография. Прекрасная цветопередача весенних красок, идеальная композиция, — упрямилась Слат.

— Сейчас я выберу тебе фотографии, которые ты мне будешь показывать по запросу «Фото Веар». Жди.