Рефлекс свободы

Солдаты, якобы охраняющие лагерь от нападения загадочных зверей неизвестной породы и недобрых людей, на самом деле не хранили, а надзирали. Все это понимали, но никто не возражал, потому что надзирали с автоматами. Все вообще всё понимали: это была общепринятая уже игра в «нам соврали — мы поверили». Никто никого прилюдно не унижал, не избивал, не угрожал. Все были очень милы и предельно вежливы, насколько это возможно на такой стройке — и солдаты, и начальники, и люди в сером, которые периодически прилетали с инспекциями. Нарушителей порядка, дебоширов, говорящих «не то» без лишних разборок увозили на вертолётах вместе с больными и травмированными, на их место привозили новеньких. Поговаривали, что «непослушных» сразу выдворяют «туда» через тоннель, расположенный неподалёку. Вопиющие случаи «мужской любви», неизбежные в обезбабленном коллективе, старательно не замечали, хоть и не поощряли, но немногих оказывающих подобные услуги как раз не увозили — нарушение этой добродетели, видимо, было не так значимо, как сказанное лишнее слово.

Наив никого не осуждал — ни любвеобильных, ни шулеров, ни отъявленных патриотов, ни стукачей, но и не дружил ни с кем. Выживал в одиночку. Он умел отличать в серой массе людей со светлыми глазами, но заговорить с кем-то о том, что его беспокоило, боялся. Они не понимали даже, где находятся, какая это граница. Телефоны категорически отказывались определять геопозицию, но, судя по цветущим растениям, тёплой погоде, отсутствию туч комаров и наличию роёв мух, это был скорее юг, чем север. Наив пытался понять, где он, фотографировал растения, по картинке находил их названия, уточнял, где растут. Вокруг лес, за ним ничего не увидеть. Тут Слат оказалась его незаменимой помощницей: днём, пока не было сети, он выдавал ей задания, что нужно будет искать, как только у неё эта сеть появится. Слат послушно выполняла распоряжения, сохраняя добытую информацию, пока он болтал с мамой или Веар в комнате отдыха или играл в игры на телефоне хоть немного.

Стена пока была невелика. Строили её метров шесть в ширину, из камня, высотой больше десяти метров, с бойницами и закладными деталями. Возводили практически дедовым методом: деревянные леса, тачки, лебёдки, мастерки, лопаты, корыта, цементный раствор. Помогали всего пара кранов и экскаваторов. Пока на этом участке смогли расчистить лес и поднять лишь несколько десятков метров кладки, но было понятно, где граница, потому что стена, по утверждению начальства, строилась параллельно ей, а вертолёты прилетали из глубины страны. Стеностроителей убеждали: «Не волнуйтесь, излучение вас не коснётся. Мы строим стену примерно в семи-десяти километрах от границы, специально, чтобы вас уберечь. Мы заботимся о своих людях!»

«Заботятся они, как же! То-то надрываются мужики! Нет чтобы механизмы современные установить — всё вручную! Только на тотальную прослушку и видеонаблюдение денег у них хватает. Излучение нас не коснётся! Да все уже забыли и забили на излучение это!» — бесился про себя Наив, но молчал, как все. Каждый день на построении им сообщали, сколько всего километров вожделенной защиты удалось построить по периметру страны командам стеностроителей. Судя по приросту, дела двигались очень медленно: за всё время стройки на всех участках смогли возвести всего чуть больше трёхсот погонных метров стены. Наив по старой менеджерской привычке прикинул, сколько же придётся строить такими темпами стену вокруг всей страны. Если учитывать, что её ещё нужно будет оснастить специализированным оборудованием «для дезинфекции ветра», то лет сто, не меньше. Выходит, что на их веку обещанного после возведения стены «возврата к прошлой беззаботной жизни» не предвидится. И даже внукам их беззаботно не пожить. «Видимо, слишком много строить сразу начали, техники не хватает. Когда заводы заработают по полной, всё автоматизируют и тогда, наверное, дело пойдёт быстрее, а пока так», — оправдывали свою долю покладистые мужики, остальные молча злились. Им привозили на самосвалах нарезанную где-то неподалёку каменную породу, они камень за камнем выкладывали стену, сбивая руки в кровь, между собой называя её «пирамида грёбаная». День за днём одно и то же: лес, камень, телек, жрачка, койка.

К сожалению, никаких признаков того, что за границей есть какая-то «разумная жизнь», Наив не увидел. «Оттуда» ничего не прилетало, ничего не приезжало, никаких сигналов не посылали. Несколько раз они видели высоко в небе самолёты на «той» стороне, переглядывались, но это ничего не доказывало — летали и в их «свободной стране», могут летать и «там». Может, это «жирующие элиты»? Поначалу Наив злился, что зря тратит время, потом остыл. Маме и Веар писал, что всё у него хорошо, и это отчасти было правдой: он изрядно поздоровел, оброс мышцами, откуда-то взялись сила, которой раньше не было, и спокойствие удава.