5 января 1956 года Президиум ЦК единогласно утвердил программу, Каганович не возражал, только посетовал, что его не привлекли к ее подготовке и вообще все до последнего дня держали от него в секрете. Но его причитания присутствовавшие пропустили мимо ушей, да и сам он в конце проголосовал «за». Лазарь Моисеевич всегда голосовал с теми, за кем сила266
.Сейчас паровоз можно увидеть разве что в музее, да и то не во всяком. Их давно безжалостно пустили на металлолом.
Не только паровозная эпопея, но и другие инициативы отца сопровождались и жестким противостоянием, и не менее занимательной интригой. К сожалению, многие детали происходившего в те годы остались за кадром. Свидетели событий почти не оставили воспоминаний. В архивах же сохранились сухие, до предела отжатые, параграфы Постановлений ЦК КПСС и СМ СССР да пояснительные записки к ним, вроде той, что в 1956 году писал Байбаков. Об остальном остается только гадать, а гадания в истории могут завести бог знает куда. Мы знаем только то, что знаем, и не более того.
Московские перекрестки
С улицы Грановского на дачу мы обычно ехали сначала по Арбату, потом по Бородинскому мосту на Большую Дорогомиловскую улицу, а дальше с Минского шоссе сворачивали направо на Рублевку. Дальше налево, на Успенское шоссе и по нему до деревни Усово. Вся дорога занимала полчаса – минут сорок. О кортежах с мигалками, машинами сопровождения, перекрытых магистралях тогда даже самые ретивые охранники и мечтать не смели. Предложи они подобное, отец бы только посмеялся. После Сталина мода на «террористов», якобы покушавшихся на советских вождей, прошла, сокращалась и охрана. Правда, не сразу и под нажимом.
Как-то летом по дороге на дачу отец обратил внимание на праздношатающихся вдоль шоссе молодых людей в одинаковых серых костюмчиках. С приближением машины они поспешно укрывались в кустах. То, что это переодетые сотрудники КГБ, охраняющие трассу, было очевидно самому неискушенному наблюдателю. Отец начал выговаривать Ивану Столярову: народные деньги следует экономить и не транжирить их почем зря. Столяров служил с отцом со времен Сталинграда. До Столярова у отца ходил в начальниках личной охраны другой офицер, человек с «проблемами». Регулярно, в каждый приезд с фронта в Москву, он имел обыкновение исчезать, попросту запивал. Когда приходила пора возвращаться, отец обзванивал его родных и знакомых, искал своего охранника по всему городу. Он даже шутил, что перестал понимать, кто кого охраняет. К осени 1942 года ему все это надоело. Отец попросил Власика, тот ведал охраной Сталина, а заодно приглядывал и за членами Политбюро, подобрать ему нового начальника охраны. Так рядом с отцом появился подполковник Иван Михайлович Столяров, человек тоже пьющий, но при этом цепкий, не отстававший от отца ни на шаг. Столяров прошагал за отцом всю войну, с небольшим перерывом на лечение в госпитале в 1943 году. Тогда на Курской дуге неподалеку от них разорвалась сброшенная с «юнкерса» бомба. Отца судьба миловала, а плюхнувшийся рядом с ним в канаву Столяров получил осколок в ногу. С тех пор он хромал, быстро уставал, но службу не бросал.
Столяров передал по инстанции недовольство отца «праздношатающимися» вдоль трассы молодыми людьми, присовокупив от себя, что «сам» настроен решительно: или их следует убрать, или пусть хотя бы не мозолят глаза. Начальники выбрали второе, но «не мозолить глаза» оказалось непросто. Раций, из-за их громоздкости, в те годы на себе не носили, для поддержания оперативной связи вдоль шоссе понатыкали в кустах зеленые «столбики» с упрятанными в них телефонами. Дежурному из центра вменялось в обязанности предупреждать «топтунов», что охраняемый выехал. Но инструкция предписывала последним не торчать у телефона, а, «не привлекая внимания», фланировать вдоль «своего» участка шоссе.
Столбики стояли не густо, один на два-три километра, пока до него добежишь, если вообще услышишь негромкий, в целях конспирации, звонок. «Конспирация» не сработала, и отец реализовал свою угрозу, приказал урезать финансирование КГБ и сократить штаты управления охраны.
«Мальчики» исчезли, а зеленые столбики с телефонами остались. Я тогда любил, в одиночку или с приятелями, прокатиться по «Успенке» на тяжелых, еще трофейных, немецких велосипедах. Машины встречались редко, шоссе обрамлял нетронутый, изобиловавший земляникой и грибами лес. Сделав привал, мы отправлялись по ягоды и, наткнувшись на зеленый столбик, не раз пытались отковырнуть металлическую дверцу, но безрезультатно, замки не поддавались.