Читаем Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы полностью

Со всей очевидностью можно говорить об условиях, при которых такая модель восприятия реформатора воспроизводится и становится востребована публикой. Прежде всего, это ситуация серьезной трансформации общества и связанные с ней кризисы. Данное условие применимо и к пореформенной России Александра II, и к модернизирующейся империи рубежа XIX–XX веков, и к распаду СССР в начале 1990-х. Кроме того, важны и иные политические факторы: при авторитарном правлении – наличие такого властителя, который представляется обществу слабовольным и подверженным стороннему влиянию. Этот вывод можно подтвердить и на примере Сперанского. Возвращенный из ссылки Николаем I, министр вновь обрел статус высокопоставленного сановника. Любопытно, что ему удалось восстановить свою репутацию еще при жизни. Как показал Я.А. Гордин, донос князя А.Б. Голицына на Сперанского не возымел действия на Николая I. Вскоре все дальнейшие попытки негативно настроенных против Сперанского представителей общественного мнения возобновить привычный тип риторики против него прекратились[924]. При сильном правителе общественное мнение не отводит советнику самостоятельной роли. Среди приближенных Николая I похожие по влиянию фигуры отсутствуют вовсе.

Почему некоторые атрибуты образа выходят на первый план, а другие – отодвигаются или вовсе затушевываются? Потому ли, что иначе образ не соответствует замыслу своих создателей и политической роли сановника, или потому, что меняются запросы эпохи? Признаюсь, эта тема не исчерпана и достойна дальнейших, более основательных исследований.

Важный вопрос – можно ли считать работу Витте с общественным мнением успешной? Граф последовательно и энергично выстраивал свою репутацию, используя широкий спектр приемов: закулисные влияния, угрозы, редкие, но резонирующие в обществе публичные выступления, «газетные войны» с оппонентами, дополнявшиеся «битвами документов»… Американский ученый Т. фон Лауэ писал, что, несмотря на огромные усилия, прилагаемые, чтобы снискать популярность в общественном мнении, министр не смог добиться своей цели[925]. С этим утверждением трудно спорить, тем более что работа Витте с иностранной прессой была результативнее. Но все же в чем-то он преуспел и в России.

Как я постаралась показать в этой книге, вопреки устоявшемуся в науке мнению общество живо интересовалось опальным министром. Репутация в общественном мнении трансформировалась для отставного сановника в неинституционализированную власть взамен утраченного «бюрократического» ресурса. Его органическая связь с новым строем, репутация эксперта и международное реноме давали разным общественным силам возможность для политического лоббирования и привлечения опального реформатора в качестве символического союзника.

Исключительную важность репутация Витте приобрела в условиях революционных волнений, когда старые нормы и правила перестали действовать, а новые – только нарождались. Хотя салоны или закулисные интриги не утратили своего значения, конфигурация публичной сферы тем не менее существенно изменилась. В ней появились новые акторы, а репутация в общественном мнении превратилась в символический ресурс.

Отношение к Витте и его политике раскололо общество на разные кластеры. Ситуация «общественного недоверия» к Сергею Юльевичу, безусловно, существовала, но одни и те же качества, приписываемые ему публикой, могли расцениваться по-разному. То, что делало отставного министра в глазах одной части общества ненавистным и расценивалось ею как беспринципность и изворотливость, для других было показателем его выдающегося ума и ловкости, готовности к компромиссу. Обращение к его фигуре позволяло в условиях цензуры критиковать власть и иногда – лично императора. Так было в вопросе о покрывательстве властью черносотенного террора, при обсуждении судеб российской конституции и внешнеполитических вопросов. В условиях политического кризиса, экономических неурядиц и обострения международных противоречий Витте привлекался как возможный союзник там, где проблемы казались неразрешимыми. Рассуждающие об отставном реформаторе люди, независимо от политических взглядов, единодушно сходились в одном: разговоры о Витте – показатель той или иной тенденции в общественном мнении и симптом скорых серьезных перемен. Вряд ли у него был реальный шанс организовать большой общественный компромисс. Но само использование его имени постоянно говорило о поиске обществом такой возможности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги