Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)

Осифлянское руководство русской церкви стремилось предотвратить нависшую над ней угрозу секуляризации. Вместе с тем в обстановке резкого обострения классовой борьбы в стране оно понимало необходимость укрепления своего авторитета, проведения срочных мер по борьбе с наиболее вопиющими нарушениями основных устоев церковно-монастырской жизни, поскольку подобные нарушения подрывали авторитет церкви в глазах у миллионов верующих. Встал вопрос о созыве нового церковного собора.

Назревало столкновение между правительством Адашева и Сильвестра, стремившихся использовать заинтересованность боярства и дворян в ликвидации земельных богатств церкви, и осифлянским руководством церкви, возглавлявшимся митрополитом Макарием.

Накануне и во время церковного собора правительство пытается укрепить свои позиции среди высших церковных иерархов. В конце 1550 — начале 1551 г. епископом рязанским был назначен архимандрит новгородского Юрьева монастыря Кассиан, откровенный противник осифлян. Во время Стоглава в Москву вызывается игумен Соловецкого монастыря Филипп, принадлежавший к известной боярской фамилии Колычевых. В 1537 г. в связи с делом князя Старицкого были казнены троюродные братья Федора (Филиппа), а сам он был пострижен в монахи. Колычевы принадлежали к оппозиционному боярству. Характерна близость Филиппа к заволжским старцам и Сильвестру, который, как и семейство Колычевых, поддерживал старицких князей[1550].

Подготовительные работы к созыву собора начались еще около декабря 1550 г.[1551] Заседания его происходили, очевидно, в январе — феврале 1551 г.[1552] 23 февраля приступили к редактированию сборника соборных решений — Стоглава.

Стоглав (памятник обычно содержит 100 глав, отсюда и его заглавие) написан в виде ответов на вопросы о церковном «строении»[1553]. Эти вопросы (написанные от имени Ивана IV) содержали своеобразную программу реформ, представленную правительством на рассмотрение церковного собора. Однако они были лишь составлены по распоряжению царя, а не им самим[1554]. Царские вопросы разбиты на две группы: первая (37 вопросов) помещена в 5-й главе Стоглава, а вторая (32 вопроса) изложена в 41-й главе. Причем если ответы на первые 37 вопросов практически охватывали основную часть Стоглава, то во втором случае ответы помещены чересполосно с вопросами в одной и той же (41-й) главе памятника.

Есть все основания считать творцом царских вопросов Сильвестра. Еще И. Н. Ждановым было установлено, что ряд вопросов (в том числе 25, 26, 27, 29) прямо заимствованы из послания благовещенского протопопа царю[1555]. Анализ идейного содержания всех остальных вопросов показывает несомненную близость их составителей к нестяжателям, фактическим главой которых в середине XVI в. был Сильвестр.

В первых царских вопросах изложены три группы проблем, касающихся церковной реформы. Прежде всего речь шла о церковном богослужении и распорядках церковной жизни. В вопросах говорилось о том, что церковные службы «не сполна совершаются»[1556]. Иногда во время богослужения в церквах люди находятся «в тафьях» и шапках, разговаривают, не слушая службы[1557]. Отмечались большие поборы, взыскивавшиеся при совершении бракосочетания[1558]. Говорилось о необходимости избрать «без-порочных» священников и игуменов[1559], чтобы они внимательно исполняли свои обязанности[1560]. В царских вопросах критиковалось судопроизводство в церковном суде, ибо «святители», как и светские судьи, не брезгали взиманием посулов, а самое судопроизводство отличалось волокитой[1561]. Царь предлагал исправить ошибки, имевшиеся в переводах с богослужебных книг[1562].

Резкой критике подвергался весь строй монашеской жизни. В монахи иногда постригались не «спасения ради души своея», а «покоя ради телеснаго», чтобы всегда бражничать[1563]. Да и сами алчные монастырские власти, архимандриты и игумены, зачастую не занимались отправлением церковных служб[1564], а сами со своими родственниками (племянниками) жили, как тунеядцы, разъезжая по селам, тем самым содействуя разорению монастырей и их земельных владений[1565]. Рядовые монахи часто «живут в миру», а не по монастырям, скитаясь по свету, прося милостыню[1566].

В осторожной форме предлагалось ликвидировать неподсудность монашества и духовенства царскому суду[1567]. Но особенно важное значение имел вопрос о судьбах монастырского землевладения. «Достойно ли» монастырям, — спрашивал Иван IV, — приобретать земли, получать различные льготные грамоты, когда все это не только не сказывается благоприятно на положении монахов, ибо «устроения в монастырях некотораго не прибыло»[1568] но даже «и старое опустело». Ставился вопрос о лишении денежного воспомоществования тех монастырей и перквей, которые имеют села и различные доходные статьи[1569].