Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)

Таким образом, анализ текста Дворовой тётради подтверждает сведения пометы Музейного списка о составлении основной части памятника в 1551/52 г.

Благодаря Музейной рукописи устраняются и другие неточности, имевшиеся в Никифоровском списке[1538]. Если ранее мы имели только один список Дворовой тетради, содержащей интереснейшие пометы о служебных перемещениях верхов московского дворянства, то теперь к этому списку прибавляется другой, не только корректирующий его сведения, но и дающий ряд новых и интересных помет, опущенных составителем Никифоровского списка[1539]. В то же время Никифоровский и Музейный списки восходят к общему протографу, который хотя и не был подлинником 1551/52 г., но представлял собою один из списков 50-х годов XVI в.[1540] Дело в том, что в обоих списках имеются текстуально совпадающие пометы[1541], говорящие о том, что их протограф не был подлинником[1542]. В Музейном списке (в отличие от Никифоровского) значительная масса помет находится на полях или между строк: составитель этого списка копировал их размещение, имевшееся, очевидно, в протографе. Однако много помет не выделено из самого текста памятника, как это было, очевидно, и в самом протографе.

Весьма возможно, что составитель протографа Никифоровского и Музейного списков Дворовой тетради брал свои данные не только из подлинника 1551/52 г., но и из приказной документации XVI в. (боярские списки, десятой).

Новые материалы Дворовой тетради дают дополнительные сведения о служебной деятельности в середине XVI в. видных представителей господствующего класса феодалов, многие из которых вошли впоследствии в состав войска опричников.

Составление Дворовой тетради оформляло выделение привилегированной части служилых людей в особую группу, служивших по дворовому списку (в отличие от городового дворянства). Дворовые дети боярские составляли основной контингент представителей господствующего класса, который назначался на высшие военные и административные должности. Поэтому составление Дворовой тетради отвечало интересам верхов русского дворянства и являлось попыткой осуществить в иных формах проект 1550 г. о выделении из числа дворян «тысячников», без применения для этой цели каких-либо массовых земельных пожалований.

* * *

Почти одновременно с разработкой проекта испомещения тысячников правительство принимало меры к подготовке секуляризации церковно-монастырского землевладения. Нестяжательское окружение Сильвестра, одного из фактических руководителей правительства компромисса, как ранее в начале XVI в. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, идеологически обосновывало необходимость ликвидации земельных богатств церкви. Представитель крайнего течения нестяжателей — старец Артемий сначала говорил Ивану IV, а затем и писал в послании к церковному собору 1551 г., что следует «села отнимати у монастырей»[1543].

15 сентября 1550 г. правительство обсуждало с митрополитом Макарием вопрос о церковно-монастырских слободах, стремясь конкретизировать общие положения статьи 91 Судебника 1550 г.[1544] Очевидно, около 15 сентября 1550 г. митрополит Макарий произнес большую программную речь в защиту права монастырей на владение недвижимыми имуществами[1545]. Однако, несмотря на это выступление главы русской церкви, рядом своих земельных привилегий церковникам пришлось поступиться.

Согласно «приговору» 15 сентября 1550 г., духовным феодалам запрещалось основывать новые слободы, хотя старые за ними сохранялись[1546]. В церковно-монастырских слободах запрещалось ставить новые дворы (за исключением случаев семейного раздела). П. П. Смирнов полагает, что формулировка «слободам всем новым тянути с городскими людьми во всякое тягло и з судом» открывала перспективу двойного обложения слобод на государя и частного владельца, ибо в ней прямо не сказано о конфискации новых слобод[1547]. Но включение в государево тягло было следствием изъятия из юрисдикции беломестца. Так что о двойном тягле не могло быть и речи.

Из новых слобод на посад выводились бежавшие туда посадские люди закладчики[1548]. Запрещался впредь прием в эти слободы городских людей новоприходцев (кроме казаков). В запустевшие слободы разрешалось сзывать людей, но из сельских местностей (за неделю до и после Юрьева дня), а не с посада. В те же сроки разрешался выход слободским людям духовных беломестцев на посад или в деревню. В целом же «приговор» 15 сентября 1550 г. носил компромиссный характер, ибо сохранял за духовными феодалами старые слободы и предоставлял им даже некоторые возможности для пополнения их населения со стороны[1549]. Вопрос о частновладельческих слободах был окончательно решен лишь Соборным уложением 1649 г.

* * *