Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

В последние десятилетия существования империи Романовых, как и прежде, местные административные власти и провластная интеллигенция стремились к тому, чтобы ученики получали дополнительные знания об истории края[593]. Существовали, однако, и более радикальные предложения, которые предусматривали выделение истории края или губернии как отдельного объекта изучения. В 1907 году на съезде преподавателей русского языка и истории средних учебных заведений Виленского учебного округа учитель двух гродненских гимназий Евстафий Орловский предложил при прохождении курса отечественной истории добавить 3–4 урока по истории конкретной губернии[594]. Из его более ранних текстов можно предположить, что он был последователем концепции Устрялова[595]. Другой участник – преподаватель Белостокской женской гимназии Петр Александров – предложил обратить внимание не на конкретные губернии, поскольку деление на губернии «слишком случайное», а на «края и области, так как при этом принимаются во внимание действительно существенные отличия в историческом, физическом и этнографическом отношениях»[596]. Предложения, впрочем, не получили поддержки ни от других участников съезда, ни от руководителей учебного округа. Одну из причин подобного положения дел изложил участник съезда, преподаватель истории и географии Гомельской мужской гимназии Иван Максимов, подчеркнувший, что подобное внимание к местной истории может «породить в умах учащихся ложное представление, будто родная местность представляет собой нечто особое наряду со многими областями России, а не есть такая же страна, как и другие части государства»[597].

Итак, создавая нарратив по истории Западного края, имперские чиновники и часть местной проимперски настроенной интеллигенции столкнулись с труднореализуемой задачей. С одной стороны, представляя «правильную» версию истории Западного края, они были вынуждены бороться с польской интерпретацией локальной истории. С другой стороны, они опасались, что этот нарратив станет основой для создания особой региональной идентичности.

С похожей дилеммой имперские власти столкнулись и в сфере определения административно-территориального деления указанного региона. Как отмечалось выше, расширение территории, подвластной виленскому генерал-губернатору, с трех до шести губерний в начале 1860‐х годов было связано со стремлением властей более эффективно бороться с «польским мятежом» и его последствиями. Однако уже в 1869–1870 годах по решению имперских властей три белорусские губернии (Могилевская, Витебская и Минская) были изъяты из подчинения виленскому генерал-губернатору. Одной из главных причин такого решения было стремление имперской администрации уменьшить «число губерний, составляющих как бы особый край в Империи»[598]. Стоит отметить, что нарекания по отношению к существованию генерал-губернаторств в Западном крае не стихали и в последние десятилетия существования империи Романовых. В бумагах министра внутренних дел И. Л. Горемыкина сохранилась записка «По вопросу о необходимости дальнейшаго сохранения Ген[енерал-]Губернаторскаго управления в шести губерниях Сев[еверо-]Западнаго края», в которой утверждалось: «Другим и при том не менее важным благоприятным результатом упразднения генерал-губернаторских управлений в шести западных губерниях является прекращение официальной обособленности этих губерний от остальных местностей России. До сего времени означенные губернии в глазах многих лиц, преимущественно польского происхождения, представляются не настоящею Россиею, а каким то отдельным, от Польши присоединенным краем»[599]. В бюрократической переписке не раз подчеркивалось, что упразднение Виленского генерал-губернаторства определяется существовавшими различиями территорий «между собою по племенному составу и религии»[600]. Неудивительно поэтому, что центральные власти приняли решение об упразднении Виленского генерал-губернаторства с 1912 года. При этом Совет министров указал, что описания территории, выраженные в терминах «Западный край» и «Северо-Западный край», должны быть заменены в законопроекте на конкретное наименование губерний[601]. Это указание трудно интерпретировать иначе, нежели как стремление царской бюрократии уменьшить возможность самоидентификаций с указанным регионом.

Ментальная география, впрочем, не могла быть отменена в одночасье. В 1914 году центральные власти решили созвать в Санкт-Петербурге совещание губернаторов бывшего Виленского генерал-губернаторства, чтобы обсудить меры борьбы «с полонизацией Северо-Западной России»[602]. Это показывает, что, несмотря на все стремления к перекодировке, перед началом Первой мировой войны Северо-Западный край воспринимался николаевской бюрократией как регион с преобладающим польским влиянием.