Рейд. Оазисы Камень

- Как зовут детей? – спрашивает он вместо ответного приветствия. – Одного Николай, а второго?

- Меня зовут Андрей, – вместо матери говорит тот парень, что приносил ему воду. Он ставит стакан на стол и задирает голову, чтобы видеть лицо Горохова. А потом констатирует: – А ты без сапог и без револьвера. А мать говорила, что ты всегда в сапогах и с револьвером.

И Горохов, даже не взглянув на него, снова потрепал его по волосам. Он не отводит глаз от женщины. Людмила и раньше не имела уж очень пышных форм. Её красота была красотой стройных, изящных женщин, чья грудь брала не размером, а идеальной формой. Теперь же в своём хорошем платье женщина выглядела просто худой. Под платье она надела какие-то брюки, но это скорее всего, чтобы в глаза не бросалась худоба ног. Руки спрятала под перчатки, волосы пригладила. В общем, она уже не обладала тем телом, которое так нравилось некоторым мужчинам.

И, кажется, не выдержав такого его пристального, если не сказать невежливого взгляда, Людмила говорит:

- Андрей, Николай, я выполнила вашу просьбу, теперь возвращайтесь к себе, не забывайте, у вас скоро экзамен.

- Но у нас к нему много вопросов! – восклицает Андрей.

- Я не собираюсь вам повторять! – говорит женщина не то чтобы зло, но достаточно строго. - И не позволю вам спорить. Я выполнила то, что обещала вам, вы должны выполнять то, что обещали мне. Возвращайтесь к себе и займитесь делом.

Да, с Люсичкой не забалуешь, мальчишки это уже поняли, они не спорят.

- Прощай, отец, – со вздохом произносит Андрей.

- Прощай, отец, - повторяет за ним Николай.

- До встречи, парни, - даже для себя самого он произносит это мягко, тепло. – Мы же ещё встретимся.

Мальчишки замерли на месте, и Андрей спрашивает с надеждой:

- Встретимся?

- Ну, как говорят казаки в степи: коли живы будем, так свидимся, - кивает уполномоченный.

- А когда? – почти синхронно спрашивают братья.

Но мать прерывает их общение и, повышая тон, произносит:

- Идите!

Мальчишки уходят, но пару раз, пока идут до двери, оборачиваются и смотрят на Горохова, а он улыбается им и машет рукой. А когда они покинули зал, он поворачивается к Людмиле Васильевне:

- А тебе не кажется, что ты с ними слишком строга?

- Я с ними нормальна, – почти зло произносит женщина.

- А… Нормальна, ну ясно…, - Горохов ставит винтовку к стулу, бросает на стол шляпу, расстёгивает патронташ. Снимает флягу.

Женщина походит к нему сзади и помогает снять пыльник.

- Какой он у тебя тяжёлый. Что ты там в нём таскаешь? Железо?

«Конечно, железо. Там только гранат две штуки. Пистолет опять же».

А она вдруг начинает говорить, словно объясняя ему что-то:

- Я не могу быть с ними доброй. Они не должны ко мне привязываться, – Андрей Николаевич садится на стул и смотрит на неё сверху вниз, а она заканчивает: – И к тебе тоже.

- Это почему ещё? – интересуется уполномоченный.

Она помолчала, видно подбирала слова, а потом ответила:

- В любой момент я могу пропасть где-нибудь в песках, ну а про тебя и говорить нет смысла. Ты вообще былинный герой, которой мелькнёт один раз в их жизни. Пусть они тебя и запомнят таким: грязным, в дурацких обмотках, вооружённым до зубов. Ты сейчас как раз такой, каким и положено быть легенде.

Горохов не согласен, но не хочет с нею спорить, вернее, у него просто нет сил, эта новость про грибок выжгла его изнутри. Он просто утомлён. Он смотрит на её странную маску и просто спрашивает:

- А ты без этой штуки можешь обойтись?

- Без маски? – она прикасается к маске, поправляет её. – Могу, но недолго, мне нужен дополнительный кислород.

«Кислород? Зачем ей кислород? Кислородом обычно дышат те, у кого лёгкие сильно поражены грибком».

Андрей Николаевич видел таких в больницах. И он продолжает:

- Если можешь, то снимай.

- Могу, но имей в виду… Это тебе не понравится.

- Ты мне давно уже не нравишься, - замечает уполномоченный.

И тогда Людмила Васильевна привычным, лёгким движением отсоединяет трубки, идущие к маске, а затем снимает и её саму.

Глава 39

Что это? Неужели это та красивая женщина, которую он видел несколько месяцев назад.

«Не верь глазам своим!».

Сначала Горохов подумал, что нижняя часть её лица полностью обезображена проказой. Но этого не может быть… Проказа изменяет человека годами. А тут и полгода не прошло. Нет, это точно не проказа. От проказы на лице образуются непроходящие синяки, но у Людмилы кожа была почти белой. Просто под нижней губой у неё был большой отёк, уродующий лицо. Из-за него её речь была не совсем естественной. И щёки заметно потяжелели, обвисли. На висках и под носом отчётливо проступают сосуды. А ещё отёки под глазами.

- Что? – спросила она, чуть пришепётывая. – Некрасиво, да?

- О, - несмотря на страшное известие, он находит в себе силы пошутить. – У тебя ещё и что-то с дикцией.

Только глаза её остались прежними, ими-то она словно прожигает его. Смотрит внимательно.

- Ты, что, болеешь? – интересуется уполномоченный уже серьёзно. Честно говоря, его поразил её вид, эта женщина всегда была эталонной красавицей. Теперь же нижняя отёчная часть лица её просто уродует до неузнаваемости. – Что это за болезнь?