Луна зашла. Стало темно, как подмышкой у негра. В ходовой рубке только один источник света — маленькая керосиновая лампа с плотным абажуром. Она тонким рассеянным лучиком подсвечивающая магнитный компас. Я стою у лобового иллюминатора и пялюсь на огни в фортах Касуэлл и Фишер, которые теперь видны четче. Ориентируясь по ним, веду пароход на прорыв блокады. Усилившееся покачивание парохода сообщает, что первой цели — выйти в океан — достигли. Я приказываю рулевому взять немного левее, чтобы не поджиматься к прибережным мелям. На мостике становится так тихо, что слышно, как поскрипывает штурвал. Мне так не хватает радиолокатора, что время от времени смотрю в левый передний угол ходовой рубки, где обычно ставили его. Сколько я бы сейчас отдал за то, чтобы там было зеленоватое свечение экрана с бегающим светлым радиусом, который, проходя, наливает яркостью картинку, а потом она медленно затухает и опять вспыхивает, немного изменившись. Электродвигатели уже есть, правда, их пока используют для развлечения публики на ярмарках.
Я выхожу на крыло мостика. С трудом различаю на главной палубе готовые к стрельбе пушки, возле которых группками стоят комендоры и тихо переговариваются. Я улавливаю обрывки фраз, из которых делаю вывод, что комендорам очень хочется стрельнуть в кого-нибудь. За годы странствий по эпохам я сделал вывод, что войны случаются потому, что многим мужчинам хочется повоевать. Инстинкт, понимаешь! И футболом его не приглушишь, даже если после матча подраться или погромить магазины неподалеку от стадиона. По мере удаления от стадиона желание громить затихает само собой.
Этот парусник мы заметили слишком поздно, когда оказались на расстоянии менее кабельтова от него. На нем не горело ни одного огня. Подозреваю, что северяне знали о грядущем нашем прорыве. Нет, мы не впилились в его борт, успели отвернуть, подрезать корму. На вражеском корабле узнали о нас раньше. Наверное, по звуку винтов, движения парохода. Выстрелили из двух ретирадных пушек. Две яркие вспышки осветили широкую корму. Упреждение враги выбрали неверное, поэтому оба ядра просвистели у нас за кормой.
— Огонь залпом на выстрелы! — прокричал я комендорам на главной палубе.
Мои тоже промазали. Я не огорчился, потому что приказал стрелять не для того, чтобы попали и отомстили, а чтобы ввести противника в заблуждение. Вспышки двух наших пушек осветили часть парохода, показали северянам, куда мы идем. Туда и будут стрелять.
— Полборта лево! — приказываю я.
«Катрин», как послушная жена, резво поворачивает влево. Теперь мы идем не на юго-юго-запад, а на северо-запад, поближе к паровым кораблям федералов. В ту сторону, по своим, парусники стрелять не будут. Они лупят в темноту, туда, где мы, по их мнению, должны находиться. На всех кораблях противника появляются огни. Некоторые зажгли, чтобы подсветить комендорам, некоторые — чтобы попытаться увидеть нас. Прожекторов в том смысле слова, который вкладываю я, пока что нет. Есть яркие фонари с отражателями. Их направляют в ту же сторону, в какую стреляют пушки парусников. Посветили бы градусов на пятнадцать-двадцать правее, увидели бы нас. Впрочем, дистанция между нами увеличивается быстро. Пока повернут фонарь, «Катрин» уже будет вне зоны света.
38
Я повел пароход севернее обычного маршрута, надеясь захватить приз. Океан оказался слишком большим. Наверное, навстречу нам шло немало судов северян, но заметили только одно и то на кормовом курсовом углу, я не захотел возвращаться. Позже пожалел об этом, и оказалось, что зря. Пролив Святого Георга в очередной раз оказался удачным для меня.
Это был одновинтовой пароход водоизмещением тысяча семьсот восемьдесят тонн под названием «Манхеттен». Паровому двигателю помогали два триселя на мачтах, одна из которых стояла перед надстройкой, расположенной примерно по центру, вторая — позади. Оба паруса были закопченные. Сейчас ветер относил черный дым из трубы на задний трисель. Снаряд из нашей погонной пушки сорвал передний парус и отшвырнул к надстройке, но сам не зацепил ее. Я предупредил Робина Макларена, что наша собственность не должна пострадать, иначе потеряет в цене. Будем надеяться, что лейтенант — очень меткий стрелок и именно так и задумывал. На «Манхеттене» дали задний ход, чтобы побыстрее остановиться, и на навигационной палубе, как в будущем станут называть крышу надстройки, появился матрос с куском белой материи и замахал ею в воздухе так отчаянно, точно собирался разогнать низкие серые облака. На полную остановку пароходу потребовалось больше мили. Мы догнали его и легли в дрейф неподалеку. На этот раз я отправил командиром призовой партии третьего помощника капитана, у которого стаж плавания на пароходах больше, чем на парусниках.