Рейн и Рийна

— Хотел, чтоб они думали, будто я дома. Они очень беспокоятся за меня. Особенно, если я вечером задерживаюсь где-нибудь. Мой голос должен был успокоить их. То, что они заглянули в окно, понятно, дурацкая случайность.

— Ваши родители этим самым лишили вас алиби?

— Ну что вы! Это только юристы способны видеть во всем одну подлость. Извините, но это у вас чисто профессиональное.

— Подсудимый Феликс Тюкк. Кто вместе с вами участвовал в ограблении аптеки?

Толстый послушно перечисляет:

— Ильмар Каськ, Велло Вирма, Рейн Эрма. Я эту дежурную не трогал…

— Об этом потом. Ильмар Каськ участвовал или только наблюдал?

— Участвовал! Это он все и придумал.

— Какую роль играл Рейн Эрма?

— Он показал, где окно этой самой аптеки.

— Подсудимый Велло Вирма, Рейн Эрма был в тот вечер с вами?

— Конечно, а то как же.

— Пригласите свидетельницу Рийну Кулль.

Напротив стола, за которым сидят судьи, стоит кафедра, за ней дают показания свидетели. Рийна, несмотря на свой изможденный вид и бледность, прямо-таки болезненную бледность, вся какая-то просветленная и бесстрашная. Не обращая внимания на любопытные взгляды, она смотрит судье прямо в глаза.

Рийна явно знает, что говорить.

— Рейн Эрма участвовал в ограблении аптеки?

— Нет.

— Как вы можете утверждать это? Вас же там не было.

— Мы всю ночь были вместе.

— Вместе? Как это понимать?

— В постели, ну! — с каким-то отчаянием цинично заявляет Рийна.

По залу проносится шепоток.

Обвиняемые в полном недоумении смотрят на Рийну. Такого решительного и щекотливого заявления, да еще от этой безвольной слабохарактерной девчонки никто не ожидал. В компании ее держали в основном, чтобы было с кем потанцевать, над кем поизмываться (за эти ампулы она же на все согласна), ну и приберет в комнате, если надо. Своих настроений, желаний она никогда не высказывала, не было и такого, чтоб она кому-то в чем-то перечила. Единственное, что способно расшевелить ее, — это ампулы с морфином. За час-другой искусственного веселья и радости она готова на все.

А теперь перед ними новая, незнакомая Рийна, понять заявление которой трудно, почти невозможно.

Рейн хочет вскочить со своего места, но мать, вцепившись в руку, удерживает его. На лице матери светится облегчение. Эта девчонка дает ее сыну возможность выйти сухим из воды. Последнюю возможность! Нельзя ее упускать.

Судья обращается к Рейну:

— Рейн Эрма, что вы можете сказать в связи с показаниями Рийны Кулль?

Рейн поднимается. Мать смотрит на него снизу вверх, в глазах ее мольба, рот жадно хватает воздух, словно она задыхается. Еще есть надежда! Только бы он подтвердил слова этой девчонки!

Зал замирает в ожидании ответа.

Рейн не заставляет себя ждать. Глядя в глаза молодой судье с льняными волосами, он глухо произносит:

— Я был возле больницы.

Мать низко опускает голову. Все. Последняя надежда рухнула. Она готова сейчас сквозь землю провалиться, превратиться в песчинку, только бы стать незаметной.

Рийна, в отчаянии схватившись за голову, выбегает из зала суда. Она не слышит, как судья велит ей вернуться. Она не вернулась бы, если б и слышала. Почему Рейн не сказал: «Да, мы были вместе!» Почему, почему? Его же теперь могут посадить на скамью подсудимых. Почему он не подтвердил ее слов?

Рейн стоит, глядя перед собой. И вдруг — что за чудеса! — вместо молодой блондинки он видит перед собой в кресле-качалке с высокой спинкой Яна Ряммала. Он сидит с газетой на коленях и смотрит на Рейна.

Сейчас он выдаст что-нибудь смешное. Сейчас он переиначит фразу, придумает слово-перевертыш. Сейчас Рейн Эрма превратится в какого-нибудь Нейра Марэ…

Но нет. На сей раз дядя Ян вздыхает. Вздыхает и, покачивая головой, говорит:

— Ах вот как! Малыш-десятиклассник, бедняжка, у него с памятью совсем плохо стало!

Шуточки Яна сегодня раздражают Рейна. Ведь Рейн пришел к нему со своей бедой.

— Ничего с моей памятью не стало! — обижается Рейн. — Я хочу знать, что и как говорить на допросе.

Радостно всплеснув руками, Ян замечает:

— Так в чем же дело, если память в порядке! Значит, протокол допроса будет соответствовать действительности! Как говаривал мой отец, прутокол!

И опять Рейн видит светловолосую судью, ее пухлые щеки, руку, поправляющую прическу. Губы судьи шевелятся, и Рейн улавливает странный вопрос:

— Что же привлекло вас?

Что привлекательного может быть в преступлении?

Выходит, может, раз спрашивают. Раз об этом судья спрашивает! Любопытство?

Деньги?

Желание расплатиться с долгами?

Боязнь показаться хуже других?

Понравилось пить вино, танцевать при свечах, быть в этой компании своим парнем?

Всё вместе?

Или что-то одно?

Или разные причины?

Мать Рейна поднимает голову — кажется, вновь забрезжила надежда. Снова смотрит она на сына, умоляя его принять руку помощи, протянутую судьей. Чего же ты медлишь! Ничто тебя не привлекало. Тебя просто заставили! Заманили в темный парк… приставили нож к горлу… Показывай, где окно, не то плохо будет… Вот что надо отвечать!

Рейн, ну же, Рейн!