– Это Глок-19. Многие копы используют такой. Он лёгкий, но может быть немного широким для твоей маленькой руки, – говорит он мне, показывая заднюю часть оружия. – Он заряжен, поэтому ты оставишь его на тумбочке, если ты не думаешь, что появились проблемы. Если ты решишь, что есть проблема, тогда ты потянешь за этот предохранитель и обернёшь свои руки вокруг рукояти, и возьмёшь свой указательный палец, и положишь его на пистолет. И ты не... – он делает паузу. – Посмотри на меня, – приказывает он, и я поднимаю глаза. – И ты не кладёшь палец до тех пор, пока не увидишь настоящей угрозы, поняла? Палец остаётся на пистолете, чтобы ты случайно не пристрелила меня на хрен. Ты видишь угрозу, ты целишься в центр тела и спускаешь курок. И ты стреляешь до тех пор, пока они не упадут навзничь.
– Хорошо. – Я замечаю, что говорю, хотя я была чертовски уверена, что никогда не смогу взять в руки пистолет, не говоря уже о том, чтобы застрелить кого-то.
Так или иначе, но он понял это. Он вытащил обойму и двинулся, чтобы взять меня за руку.
– Он не заряжен, – напоминает он мне, вкладывая пистолет в мою руку. – А теперь, покажи мне, как я сказал тебе держать его.
Он прав. Пистолет оказался легче, чем я думала. Но, возможно, это было только от того, что в нём не было патронов. Я подняла его, обернув три пальца вокруг рукоятки, мой большой палец на задней стороне, а мой указательный палец ложится на боковину.
– Хорошо, – говорит он, поднимаясь с кровати и двигаясь обратно к двери. – Теперь, целься в меня.
– Что?
– Детка, я должен знать, что ты не будешь целиться мне в грудь, а прострелишь ногу. Целься в меня. – Что я и делаю. – Ниже, – говорит он мне, и я медленно опускаюсь. – Так. Туда ты и должна стрелять, – говорит он, кивает, направляясь обратно ко мне. Он берёт пистолет, заряжает его, потом передаёт его обратно мне. – Подними его и наведи на дверь. Теперь, как ты снимешь его с предохранителя? – спрашивает он, и я показываю ему. – Хорошо. После этого просто оберни свой палец вокруг спускового крючка и нажми. Вот и всё. Поняла?
– Поняла, – соглашаюсь я, ставлю обратно на предохранитель и кладу пистолет на тумбочку. – Значит, ты уходишь.
– Только на пару часов. Я бы не ушёл, если бы не нужда. С тобой всё будет хорошо.
С этими словами он поднимается, выходит из спальни, хлопает входной дверью и с грохотом удаляется прочь.
Я вскакиваю с кровати и, чувствуя голод, двигаюсь в сторону кухни, копаясь в поисках того, что Кэш привёз днём ранее.
И я нашла много еды, которую любят парни. Чипсы и стеклянные банки с соусами. Арахисовая паста и желе. Белый хлеб. Коробки с хлопьями. Пожав плечами, я завариваю чашку кофе, беру содовую с пакетиком Доритос и коробку кукурузных чипсов, а ещё оба соуса: сальса и сырный. Я три месяца питалась такой пищей, которую бы я не скормила даже собаке, так что я могу без зазрения совести есть нездоровую пищу в постели в пятницу вечером.
Что я и делаю.
Уже одиннадцать. Двенадцать. Час. Два. Три.
Рейна по-прежнему нет.
А потом я услышала это.
Я проснулась и была более чем взволнована тем, что я одна, телевизор работал очень тихо. И я услышала их. Шаги. Но я не слышала автомобиля или байка. Ничего не было. Но были шаги. А потом закрылась входная дверь. И затем шаги были уже в доме.
Моё сердце подлетело в область моего горла, когда я выбралась из-под одеяла и опустилась на пол рядом с кроватью. Потом, осознав, насколько глупой и девчачьей была моя реакция, когда здесь был кто-то, кто, возможно, пришёл, чтобы на хрен вернуть меня назад к Ви, я поднялась, схватила пистолет, сняла предохранитель, широко расставила ноги и прицелилась, мои пальцы лежали на пистолете так, как он мне и говорил.
И, слава Богу, что моего пальца не было на курке.
Потому что не прошло и секунды, как в дверном проёме появился Рейн.
Его голова дёрнулась вверх. Увидев меня, он изогнул бровь, губы расплылись в улыбке. – Привет, детка.
– Ты пьян, – обвиняю я, по-прежнему держа пистолет, нацеленным ему в грудь. Чувствую, как всё внутри меня начинает дрожать от переизбытка адреналина. Но вдобавок ко всему я была зла. Он практически заставил меня сходить под себя от страха, потому что он, блядь, был слишком пьян, чтобы объявить о своём присутствии, когда вошёл в дверь?
– Угу, – согласился он, по-прежнему глядя на меня, всё также выглядя позабавленным.
А потом это была уже не только дрожь внутри меня. Мои руки тряслись так сильно, что пистолет едва оставался у меня на виду.
– Ты напугал меня, – упрекаю я.
– Детка... – говорит он, его голос стал ниже. Он двинулся вперёд, совершенно не заботясь о дрожащей женщине с заряженным оружием, наведённым прямо на него. Он подошёл ближе, опуская руку на верхушку пистолета и опуская его ниже, прежде чем вытащить его из моих рук, аккуратно положив на тумбочку.
– Я не слышала твой байк, а потом появились эти шаги...
– Не мог ехать, – пожимает он плечами. Вблизи, я могу понять почему. Ну, нет. Я чувствую причину. От него разит алкоголем.