Рейнеке-лис

И вот бредут они снова вдвоем.
"Большое смятение в сердце моем, —
Рейнеке говорит барсуку. —
Надеюсь, замыслы их пресеку.
И все ж не могу одолеть желания
Касательно нового покаяния.
Душа моя истинно опасается,
Что в прегрешеньях она не раскается,
Поскольку с прошлого покаяния
Совершил я новые злодеяния
И прегрешенья мои страшны.
У Брауна достойного со спины
Я вырезал целый кусище шкуры.
Вот она подлость моей натуры!
А Изегрима и жену его смог
Лишить замечательных сапог.
Что значит: я лишил их сапожек? —
Живую кожу содрал с их ножек!
Совершая убийства и грабежи,
Я, как всегда, прибегал ко лжи.
С целью избавиться от суда
Я короля обманул без стыда
И даже владычицу нашу державную,
Что сам я виною считаю главною.
С наглостью беспримерной во взгляде
Я лгал им в лицо о каком-то "кладе",
Который мною придуман был.
Зайца Лямпе я зверски убил,
Барану Беллину всучил его голову,
Чем подло под смертную казнь подвел его.
Несчастный кролик был мною схвачен
И для съедения предназначен.
Он уцелел по чистой случайности,
Чем я был расстроен до чрезвычайности.
Ворон все рассказал как есть:
Госпожу Шарфенэббе пришлось мне съесть.
Таковы примерно мои деяния
С момента последнего покаяния.

Да! Чуть не забыл об еще одной повести —
Она у меня, так сказать, на совести.
С волком пришлось бродить по тропинкам нам
Между Кокисом и Эльвердингеном.
И вот мы видим в один из дней
Кобыла стоит, жеребенок при ней.
На травке пасутся они, вороные —
Намного черней, чем ворóны иные.
Жеребеночку было месяцев пять.
А у волка одно на уме: пожрать.
Голод брюхо терзает дико.
Вот он и просит меня: "Сходи-ка,
Узнай, не продаст ли она жеребенка?"
(То есть, чтоб мать продала ребенка!)
Ну что же, думаю, милый друг,
Придется тебе устроить трюк.
Подхожу к кобыле и говорю ей: "Тетя,
Жеребеночка, часом, не продаете?"
Лошадь сперва удивилась немало,
А потом, взглянув на меня, отвечала:
"Дите — мое. Могу и продать.
Вам, видимо, хочется цену знать?
Она — под левым моим копытом.
Подите — взгляните. Цена стоит там".
Ну, я разом, конечно, все разумею
И говорю: "Жаль, читать не умею.
И вообще-то не я — покупатель.
Покупатель, собственно, мой приятель —
Небезызвестный господин Изегрим.
Вы уж поговорите с ним".
Прихожу к Изегриму: так, мол, и так.
Он смеется: "Ну, это для нас пустяк!
Уж я-то прочесть могу что угодно,
Четырьмя языками владею свободно:
Немецким, французским, итальянским, латынью.
Так что нечего предаваться унынью!
В Эрфуртской школе я обучался.
Глубокими знаниями отличался,
Ученые старцы, что нам читали,
Меня особенно почитали,
И даже иной знаменитый философ
Глубине дивился моих вопросов,
Которые я же и разрешал,
Чем безмерно себя возвышал.
А где уж мной завоевана слава,
Так это, скажу вам, в теории права.
Мудреные я сочинял трактаты
И возведен был в лиценциаты.
Надеюсь, и этот "экзамен" сдам:
Пожалуй, взгляну-ка на цену сам".
И волк побежал к вороной кобыле,
О которой, конечно, вы не забыли.
Сколько, мол, стоит ваш жеребенок,
То есть, сколько вам отвалить деньжонок?
Кобыла ответила деловито:
Загляните, мол, под мое копыто
И тут же узнаете точную цену.
Вы себе представляете эту сцену?
Подняла кобыла заднюю ногу —
О, ужас! Ну прямо — труби тревогу!
Он видит подкову железную, новую, —
И — трах! — ему по башке подковою!
Бедный волк лишился сознания,
Несмотря на свои обширные знания,
Рухнул наземь, мозги растряс.
Очухался только лишь через час.
Зашевелился, завыл по-собачьи,
От боли, а также от неудачи.
Так он лежал, и так он выл,
Меж тем кобылы и след простыл.

Тут я подхожу с невиннейшим видом,
Наклоняюсь над немощным инвалидом:
"Как дела у господина барона?
А куда подевалась сия матрона?
По вкусу пришелся ли вам сыночек?
Могли бы оставить и мне кусочек.
Господин барон, да вы — привереда.
Вздремнуть желаете после обеда?
Что было написано под копытом?
Ученым слывете вы знаменитым!"
"Не смейтесь, Рейнеке, надо мной!
Ужаснейшей я заплатил ценой.
Камень и тот бы меня пожалел.
Я воистину ошалел.
Какая ужасная незадача!
О, эта длинноногая кляча!
Ее отвратительное копыто
Пудовым железом было подбито.
Как стукнула — сразу свалился с ног.
Ни буковки там я прочесть не смог.
Пылает на голове моей рана.
Я — жертва злокозненного обмана!"

Вот об этой проделке мне долг велит
(Поскольку душа от стыда болит)
В порядке исповеди отчитаться
И с господом полностью рассчитаться".