Рейнеке-лис

"Мой государь! Есть всему предел!
Перед вами проходит множество дел,
Вникаете в каждое вы подробно,
Но память не все удержать способна.
Может быть, вы за делами забыли,
Какими друзьями отцы наши были.
Существует мненье такого рода,
Что всегда враждовали два наших рода,
А на самом-то деле — наоборот:
Дружили львиный и лисий род!
Да будет мне в прошлое экскурс позволен.
Ваш батюшка был смертельно болен
И в предвиденье близящегося конца
К себе призвал моего отца.
Смею напомнить, что мой родитель
Весьма замечательный был целитель,
Новые средства леченья открыв.
Спустить мочу, проколоть нарыв,
Зуб удалить иль наладить зренье —
На все у него хватало уменья.
Но вы, конечно, забыли его:
В ту зиму вам было три года всего.

Ваш августейший отец умирал.

Он множество лекарей перебрал,
Известных и, можно сказать, безвестных,
Римских светил и целителей местных,
Но так и подняться не смог с одра,
Как видно, пришла умирать пора.
Призвали тут моего папашу.
"Болезнь, — говорит, — излечу я вашу,
Но для начала взглянуть хочу
На августейшую вашу мочу.
Извольте, пожалуйста, помочиться,
Ну, а потом уж начнем лечиться!"

И вот, в соответствии с притчей печальной,

Изображенной на раме зеркальной,
Родитель мой тогда произнес:
"Да... Вы больны... И притом — всерьез.
Вы в самом деле у двери гроба:
Сплошную кровь показала проба.
И все же искомое средство есть.
(Какое? — На зеркале можно прочесть!)
Это — заветное средство таинственное,
Верное средство, к тому же единственное —
Печень семилетнего волка.
Иначе мы не добьемся толка".
Волк, стоявший в кругу приближенных,
В мысли печальные погруженных,
Весь затрясся от этих слов,
Он в окошко выпрыгнуть был готов.
"Вы слышали? — волку сказал ваш родитель. —
Печень свою мне не отдадите ль?
Все же придется вам с нею расстаться,
Иначе кончусь я, может статься".
Волк пролепетал в ответ:
"Мне покамест всего пять лет.
Чтоб моя печень могла вас спасти,
Мне еще нужно два года расти".
"Ах вот как! Ну это не вам решать, —
Сказал король. — Попрошу не мешать
Моему быстрейшему излечению.
Ваша печень сейчас подлежит извлечению,
А сколько вам лет, мы определим
По вашей печени — как удалим".
И волк на кухню побрел печально,
Там печень ему вырезали моментально.
Едва король эту печень съел,
Как в ту же секунду повеселел,
Сняло хворь с него как рукой,
Он снова счастье обрел и покой.

Мой отец был в ту пору в большом почете

(Об этом на зеркале прочтете),
При дворе его привечали,
"Господином доктором" величали.
В вельможном кругу, представляя науку,
От короля сидел он по правую руку
И — помню — носил до старости лет
Золотую пряжку и алый берет,
Покойным родителем вашим подаренный.
А я перед вами стою как ударенный.
Сейчас иные пошли времена,
Упала на преданных слуг цена,
Ни верность, ни доблесть не помогают.
Одних только выскочек выдвигают.
Как говорится: "Из грязи да в князи!.."
Не подступиться к иному пролазе —
От чванства глупого нос дерет,
А если подступишься — обдерет.
Уже невозможно подать прошение
Без крайне солидного подношения.
Не поднесешь — так не проси;
А поднесешь — так еще неси.
Сколько волков развелось кровожадных,
Алчных, завистливых и беспощадных!
Верша надо всеми неправый суд,
От себя ни крошки не отдадут;
В жажде добычи по свету шаря,
Ничем не пожертвуют для государя,
Как тот, упомянутый выше волк,
Не пожелавший исполнить свой долг.
А по мне, пусть хоть двадцать подохнет волков,
Лишь бы монарх наш был жив-здоров.
Пусть сколько угодно волков околеет,
Только монарх пусть ничем не болеет, —
Разумеется, все, что мной произносится,
К его венценосной супруге относится.

Государь! Эту повесть минувших лет

Давно уже позабыл весь свет.
Вам, конечно, вспомнить ее трудновато,
Ибо лет вам было тогда маловато.
Но я-то историю эту знаю
И с восхищением вспоминаю
Величье и роскошь того двора,
Как если бы все это было вчера.
Все, что мной сказано, слово в слово,
На зеркале воспроизведено толково
В мозаике из драгоценных камней,
Как мудрая повесть далеких дней.
Все изложено чрезвычайно внятно.
Жаль, зеркала нам не вернуть обратно!.."