Рейнские легенды

Как только стемнело, пробрался Блондель через потаенную дверь в замковый сад, но на этот раз не рассчитывал он видеть дочери сурового рыцаря: он сказал ей, что не придет в этот день петь ей своих песен. Пробрался сюда он не один, а с частью своего небольшого отряда. Медленно подвигались они по знакомой Блонделю тропинке, но вдруг услыхал он голос красавицы:

— Отец! сюда, сюда! измена, предательство!

Она стояла тут, около них и никем не замеченная в темноте, слышала все, что говорил Блондель со своими воинами. Бросился трувер к девушке, чтобы удержать ее, но она убежала, призывая на помощь. Но кого могла призвать девушка?

Через минуту рыцари, оставшиеся в замке, были связаны, ключи отобраны, и Блондель в башне пленника обнимал своего короля.

— Бежим, государь, скорей, скорей! — кричали окружавшие Ричарда рыцари.

— Вряд ли удастся бежать вашему королю! — сказал, входя в башню, владетель замка, — дочь моя сама звонит в большой призывной колокол.

— Поздно! — вскричала девушка, вбегая в башню, — враги и изменники сломали все подъемные мосты, а потаенная дверь охраняется сильным отрядом, да никто из наших о ней и не знает.

Бросилась она на шею своему отцу и призналась ему во всем.

— Я дала труверу ключ от потаенной двери в стене замка, чтобы мог он приходить петь свои чудные песни. Но он думал только о своем предательстве!

Сурово посмотрел на свою дочь гордый рыцарь и отвернулся.

Блондель же подошел к девушке и сказал ей:

— Я пришел сюда, чтобы освободить моего короля и повелителя, но увидав, полюбил тебя на всю жизнь. Позволь мне вернуться через месяц — мы обвенчаемся, и я увезу тебя в мою прекрасную зеленую Англию.

— Нет, никогда не стану я женой изменника, — отвечала девушка и, ни на кого не взглянув, вышла из башни.

Через час все затихло в замке. Ричард «Львиное Сердце» был свободен!

* * *

Много лет прошло с того дня. Но не забыл Блондель любимой девушки и вернулся-таки, наконец, в Трифельс.

Опять ехал он долиною Гарца, но теперь не была она покрыта цветами, а казалась серой и мрачной: не горячее лето стояло теперь, как в то время, а глубокая осень.

— Вот здесь пел пастух! — сказал себе Блондель, — тут начинается самое большое счастье и самое великое горе моей жизни. — Сошел он с коня и задумался... Мимо него гнала девушка стадо и пела песню, которую когда-то пел Ричард в башне Трифельса. Блондель стал вторить ей, и слезы потекли из его потухавших глаз.

Дальше ехал Блондель, и каждый шаг напоминал ему прошлое. Вот и старая гостиница, стоит она на прежнем месте, и тот же белый кабан красуется на ее двери. Вышел к нему хозяин; узнал в нем Блондель бывшего пастушка: золото рыцаря упало на добрую почву. Но не узнал его бывший пастушок, да и не старался Блондель об этом. Он попросил, чтобы дали ему лучшую комнату, и очутился опять в той, где столько передумал и перестрадал... Всю ночь не спал старый трувер, как и в ту давнюю ночь, первую, которую провел он в этой комнате.

На другой день он спросил о старом владетеле замка.

— О, он давно умер, — отвечал ему хозяин гостиницы, — он недолго пережил бегство английского короля, вверенного императором его охране; дочь же его постриглась в монастыре Эберштейн, недалеко от Бадена. Она, говорят, еще жива, но никто не видит ее: она совсем отреклась от мира.

Блондель посетил и замок Трифельс. Там готовился какой-то пир или большой турнир. Новый владетель замка принял его вежливо, но он не знал его и не интересовался старым незнакомым рыцарем. Обошел Блондель замок, поднялся и на башню Ричарда, побродил и по замковому саду и вышел из Трифельса никем не замеченный.

Прошлое здесь было дорого только старому труверу.

Фридрих и Гелла

В цветущей долине Кинцига, в то давнее время, когда ничего здесь не было, кроме маленькой фермы, в чистеньком домике ее часто подолгу гостил совсем еще юношей принц Фридрих Гогенштауфен. Гостил он у старого слуги своего отца и целые часы проводил с дочерью хозяина фермы, прекрасной Геллой. Сидел он с ней под густым каштаном, погруженный в великие планы: он мечтал прославиться, стать знаменитым рыцарем и освободить гроб Господень из рук неверных, а потом вернуться к Гелле и жениться на ней.

Гелла подсмеивалась над Фридрихом и не верила, чтобы после стольких подвигов не перестал он еще думать о ней. Но искренно любил Фридрих молодую девушку и твердо надеялся, что когда-нибудь все это сбудется, а пока проводил он время в цветущей долине Кинцига, и маленькое, гордое сердце его часто билось от нетерпения в ожидании исполнения его великой детской мечты — освобождения гроба Господня из рук неверных.

Наконец минуло Фридриху двадцать лет, а Гелле семнадцать, и сказал себе юноша, что наступила пора действовать, и решил он прежде всего жениться на Гелле, так велика была его любовь к ней, а потом уж ехать на подвиги.

— Вот и весна, — сказал он ей, — пора нам обвенчаться, моя дорогая, а потом поеду я на славный подвиг в Палестину.