Рейнские легенды

А юноша страстно обнимал Гетту и только шептал: «Фрея за нас! Фрея за нас! Завтра Герта уступит свою чудную жрицу!»

Всю ночь просидел воин у ног прекрасной Гетты и не мог наглядеться, не мог налюбоваться на нее. На утро пошел он разыскивать жреца богини Фреи, который навеки соединил бы его с его милой.

На другой день после заката солнца вернулся воин в сопровождении жреца Фреи в священную рощу Герты. Долго искали они жрицу и, наконец, нашли ее у священного ключа богини целомудрия: неподвижно лежала жрица грозной богини, а волк терзал ее сердце и пил ее кровь.

Бросился воин на волка и ударом меча положил его на месте. Поднял он свою Гетту, но глаза ее были сомкнуты навеки...

Не настало для Гетты желанного завтра.

Сожгла грозная богиня Фрея священную рощу Герты, разрушила ее жертвенник и такой чащей орешника и винограда поросло это место, что нет возможности разыскать его: остался только ключ, да и тот с тех пор носит название «волчьего ключа»; иногда зовут его «фонтаном Гетты», но все следы грозной богини уничтожены навеки.

На месте священной рощи построен знаменитый Гейдельбергский замок. Он был сожжен в 1807 г., но и в развалинах стоит грандиозным памятником прошлого.

Кто из путешествовавших по Европе не гулял по его разрушенным обширным залам, не вспоминал исторические пиры Елизаветы Гейдельбергской; кто не влезал на огромную бочку супруга Елизаветы, Фридриха; кто не мечтал при лунном свете на уцелевшей башне замка и не бродил по огромному парку, — но помнит-ли кто-нибудь историю Гетты?

Лет десять прошло с тех пор, как в последний раз ходили мы по этим развалинам. Теперь, говорят, зал Елизаветы уже реставрирован для городских собраний и концертов; в парке гремит музыка; фонтан Гетты украшает цветник. Если это правда, то жаль нам прежнего величавого покоя старых развалин.

Трейенфельс, или Утес верности

Вернулся престарелый Вальтер в свои родовой замок в цветущей Трансильвании, вернулся после стольких долгих лет, что провел он в Палестине. Вернулся покрытый славой, но израненный и почти слепой: хотелось ему мирно дожить свои последние дни. Навстречу выбежала к нему его красавица дочь, Либи: покинул он ее еще в пеленках — теперь же была она уже невестой. Вслед за нею вышел к нему рыцарь, тот, кому отдала она свое сердце.

— А где мать твоя, Либи? — спросил старый рыцарь, обнимая дочь.

— Лежит она под тяжелым камнем у стены замка — убита была она горожанами города Кёльна, когда они напали на наш замок. Меня спасла моя старая кормилица и увела в свою хижину в глубине леса!

— Отомстил ли кто-нибудь горожанам города Кёльна за оскорбление и вероломство?

— Нет, отец, никто не отомстил за нас: объявил Кёльнский архиепископ Божий мир, и не смеет теперь рыцарство обнажить меч.

— Шотт Грюнштейн, — обратился Вальтер к жениху своей дочери, — слеп я, изранен и не могу отомстить за бедную жену мою, но тебе не видать моей дочери, пока не отомстишь ты за ее мать горожанам города Кёльна!

— Не те уж теперь времена, — возразил Шотт Грюнштейн, — суд разобрал это дело, и горожане города Кёльна заплатили вашему сенешалу такую большую пеню, что стали вы вдвое богаче, а архиепископ издал эдикт, по которому каждый рыцарь или горожанин, поднявший оружие не против врага Христова и не против врага императора, считается вне закона, и каждый вправе убить его. Император скрепил эдикт своею подписью.

— Как? мне заплатили за жизнь моей жены, павшей от руки разбойников-мещан? Сейчас же Либи отошли назад деньги: я не усну спокойно в моем родовом замке, пока эти деньги не будут возвращены, — я все буду считать, что и постель моя, и каждый кусок хлеба, что съедаю я здесь, оплачены кровью моей доброй и верной подруги.

— Но ведь это случилось уж пятнадцать лет назад, — опять возразил Шотт Грюнштейн, — мы с Либи были детьми, сенешал вашего замка давно уже умер, деньги давно пошли в дело — не собрать нам с Либи такой суммы, да и кому пошлем мы ее теперь?

— Позови длиннополого сутягу в остроконечной шапке: пускай приведет он в порядок дела и вернет архиепископу города Кёльна все до последней монеты. Архиепископу по праву принадлежит цена крови.

Разнесся слух по всей Трансильвании и по всему Рейну, что вернулся Вальтер и объявил себя противником «Божьего мира», а кёльнскому архиепископу отослал ту пеню, что уплатили ему горожане города Кёльна за разбойничий набег на его замок. Много было толков о том, что сюзерены поддерживают городских жителей и совсем уничтожают рыцарство.

Стали понемногу собираться недовольные рыцари со всей Германии в замок Вальтера. Слушали они пламенные речи старика, и сердца их разгорались местью и старой отвагой.

Молодые рыцари, преданные слуги императора, старались помирить недовольных, но... подливали они только масла в огонь. Шотт и Либи расстались. Вальтер сказал жениху своей дочери, что в роде его еще не бывало зайчат.

Грустно преклонил голову Грюнштейн и вышел из замка Вальтера, а Либи умела только молиться и плакать.