Рейс Москва – Стамбул

Попросив у нее альбом и взяв его в руки, я перелистывала страницу за страницей, рассматривая снимки всевозможных праздников и торжеств. Многие фотографии были сделаны в европейских городах. Детство Лейлы и Ведата было понятным: привычка обладать лучшим с младенчества, семейное благополучие и учеба в Штатах оторвали их от общей массы турецких детей, создав огромную пропасть между разными мирами. В дальнейшем для Ведата не составило никакого труда придумать собственную систему, возведя себя в ранг философа и прототипа для подражания. Что касается Лейлы, ей хотелось продолжать жить вот так хорошо, не прилагая со своей стороны особых усилий.

Эрол молча сидел на соседнем диване, поигрывая пультом от телевизора. Домработница подала кофе, протянув каждому крошечную чашечку, стоящую на маленьком блюдце с серебристым узором.

Я не успела сделать глоток – леди дотронулась до моей руки, настояв на том, чтобы я пила кофе медленно, думая о самом сокровенном. Рассказав о традиционном гадании на кофейной гуще, она без доли лукавства заявила, что из нее получилась бы отличная гадалка! Кофе медленно выпивают, чашку плотно накрывают блюдцем, переворачивают и на некоторое время оставляют, дожидаясь, пока гуща растечется по внутренним стенкам и блюдцу, образуя некий рисунок.

Эрол, пощелкав пультом, нашел телеканал о яхтинге и абстрагировался от происходящего, с интересом уставившись на экран. По бабушкиной просьбе он проделал то же самое со своей чашкой.

– …я привык. Не часто, раз в году, она приглашает меня на сеанс гадания.

– И все предсказания сбываются?

– Вообще-то, я обычно забываю, а потом, когда что-то случается, вспоминаю, что она так говорила. Должно быть, совпадение…

– Наверное… – Гадания и предсказания, прежде казавшиеся глупостью, сейчас развлекали меня, заставляя с нетерпением ждать судьбоносный результат.

Взяв мое блюдце, леди изучила темные разводы на нем сквозь хрупкие очки, затем заглянула в чашку и долго крутила ее в пальцах, сконцентрировавшись на расшифровке проявившихся узоров. Наконец она радостно оповестила нас, что линии на блюдце четкие, а в чашке несомненно виден полумесяц.

Ожидая толкования символов, я нетерпеливо заерзала на месте.

– Ясная жизнь и удача.

– И все?

– А этого разве мало?! – Затем она взглянула на блюдце Эрола, быстро осмотрела его чашку снаружи и внутри, поставила ее рядом с моей. – Не так удачно, как у тебя, зато полно приключений.

* * *

Эрол по-прежнему смотрел в телевизор, растворяясь в рассекаемых парусником огромных волнах. Его тяга к приключениям была очевидна, быть может, недостаток удачи не позволял заняться любимым делом, превратив хобби в профессию.

Внезапно щелкнув пультом и погасив экран, он взял меня за руку.

– Нам пора.

– Не держу вас, молодежи нужно время, чтобы побыть наедине, – понятливая женщина восхищала своей мудростью и достоинством.

Прощаясь в дверях, я захотела так же поцеловать бабушкину руку, как это сделал Эрол. Последовав его примеру, я прижалась лбом к внешней стороне ладони.

– Благослови вас, дорогая. – Мой искренний жест явно растрогал пожилую леди.

Домой мы возвращались молча. Уже оставили позади Босфор, а в голове моей все еще звучали отголоски ее слов. Я думала о нас с Эролом: «Стал ли он моей Удачей, а я – его Приключением?»

* * *

О наступлении месяца рамадан, священного в незнакомой и чуждой мне религии, я узнала из новостей, одинаковых на всех каналах. Репортажи из бедных районов Стамбула рассказывали о хлебных (pide) очередях, образующихся перед заходом солнца, и типичном для вечернего часа столе (iftar sofrası). После захода солнца и прочтения молитвы постящимся разрешалось употреблять пищу до наступления рассвета.

Следуя исламской религии, малоимущие держали пост – в отличие от обеспеченных обитателей марины, которые с самого утра рассаживались по кафе, не отступали от ежедневных привычек выпить пару стаканчиков чая.

На мой вопрос о соблюдении поста (oruç) Эрол ответил как-то уклончиво и саркастично:

– Ты шутишь?

– Нет, я серьезно. Ты постишься? – я настаивала на прямом ответе.

– Лучше другим помочь, чем соблюдать все это.

– И как ты помогаешь?

– Пожертвованиями для бездомных детей. Это то, что я могу делать.

Не спроси я, вряд ли Эрол похвастался бы сделанными детскому дому пожертвованиями. Не держа пост и смело заявляя о бессмысленности данного действа, он казался атеистом. Однако помощь, оказанная приюту, была реальной и перевешивала чашу весов с традиционной религиозностью.

– Хочешь, вместе съездим?

– Прекрасная идея!

Вечером того же дня Лейла пригласила нас на ужин в местный ресторан турецкой кухни. Полностью заполненный и шумный Develi Kebab больше напоминал столовую, нежели ресторан. Одно лишь преимущество определяло высокий уровень и качество пищи – местонахождение в самом центре марины.

Лейла ожидала нас внутри, уже сидя за столиком.

– А твой папа? – поинтересовалась я, поскольку еще ни разу не видела отца Эрола.

– Лучше не спрашивай! Она не берет его на люди, много возни!